Наследие войны - Уилбур Смит

поднял руку. - Расскажите мне об этом. Расскажите мне, как вы собрали эту цепочку – я полагаю, вы, должно быть, приплыли в Южную Африку из Англии.

- Совершенно верно.

- ‘Тогда что?

Шафран рассказала всю историю о том, как она стала Марлиз Марэ, фашистской дочерью озлобленного отца, который обвинил в крахе своего бизнеса еврейских банкиров. Она рассказала, как Марлиз пробралась в "Оссева Брандваг", организацию, которая была фашистским сердцем африканской политики. Она описала ту ночь, когда ее чуть не разоблачили еще до того, как она уехала из Южной Африки в Европу. Приземлившись в Лиссабоне, она поговорила с заместителем генерального консула Германии.

- Он, конечно, не был консульским служащим, - сказала Шафран. - Я сразу понял, что он какой-то офицер секретной разведки.

- Какое счастье, что он не смог увидеть то же самое в тебе, - заметил Джошуа.

- Я скажу ... Во всяком случае, после этого я поехала поездом из Лиссабона в Гент и записалась партийным работником в ужасную группу бельгийских чернорубашечников под названием VNV. А теперь скажи мне, зачем тебе все это понадобилось?

- Ну, из того, что я знаю о двух ваших семейных историях, ваши отцы были большими врагами, я прав?

- Совершенно верно.

- Они познакомились в Кении, перед Первой войной.

- Правильно.

- А Герхард, твой отец погиб во время экспедиции в Африку?

- ‘Это тоже верно,’ согласился он.

- Итак, у нас есть связь между семьей фон Меербах и Африкой ... А также сильная связь, на протяжении двух поколений, между вашими двумя семьями.

- О ... - сказала Шафран. – Конечно, я понимаю, к чему ты клонишь.

Джошуа улыбнулся. – Тогда, пожалуйста, как говорят американцы, “соедините точки”.

- Ну, если я могла отправиться из Африки в Европу через Лиссабон, почему Конрад не мог проделать то же самое путешествие в противоположном направлении?

- Именно об этом я и спрашивал себя.

- И это имеет еще больший смысл, потому что некоторые из людей Оссевы Брандвага, которых я знала во время войны, сейчас занимают высокие посты в правительстве Южной Африки, поэтому они могут захотеть помочь такому человеку, как Конрад. Я имею в виду, не официально ... Но они, конечно, закроют на это глаза.

- Да, но есть еще один элемент, который вы должны учитывать. Это правда, что у старых нацистов есть друзья в правительстве Южной Африки. Но они есть и в Аргентине, и в Бразилии, и в Чили. И конечно, если бы Конрад был в Португалии, он, вероятно, мог бы остаться там. В конце концов, режим Салазара - это правая диктатура. Так зачем же ехать в Африку?

- Потому что там было что-то для него? - предположил Герхард.

- Например...?

- Мы, - сказала Шафран. - Причина, по которой Конрад фон Меербах отправился бы в Африку, была бы в том, что мы там, и мой отец тоже.

- И я могу сказать вам совершенно точно, - сказал Герхард, - что он хочет убить нас всех.

- В таком случае, - сказал Джошуа, - я немедленно подключу к работе своих людей в Лиссабоне. Даже если Конрад еще ничего не предпринял, можно поспорить, что у него что-то на уме. Мы должны найти его и взять. От этого зависит ваша жизнь.

***

Если и был на свете человек, которого Леон Кортни не хотел бы видеть у своей входной двери, так это Квентин Де Ланси. Дело было не только в том, что этот человек был отвратителен, а его политические взгляды отталкивали; он также слишком болезненно напоминал Леону о худшем дне в его жизни.

Четверть века назад Де Ланси высказал ряд плохо информированных, предвзятых замечаний о коренном населении Кении, которое он назвал "ленивыми дикарями" на званом обеде, на котором они оба присутствовали. Разъяренный Леон вызвал его на пари, чтобы продемонстрировать, как он ошибался. Он сказал Де Ланси, что заплатит ему пять тысяч фунтов, если любые три белых претендента, которых он выберет, пойдут один за другим, смогут обогнать одного масаи. Если Де Ланси проиграет, ему придется пробежать один круг трассы совершенно голым.

Гонка проходила вокруг старого поля для поло в загородном клубе Ванджохи. Масаи победили. Но Де Ланси так и не пришлось платить неустойку, потому что к тому времени первая жена Леона Ева уже была в предсмертных судорогах, пораженная эклампсией и истекая кровью на обеденном столе в павильоне клуба.

И вот теперь Де Ланси следовал за одним из сотрудников Поместья в кабинет Леона, его чрезвычайно тучное тело было облачено в шорты цвета хаки, рубашку в тон и фуражку с козырьком, в правой руке он держал планшет. Рядом с ним шел еще один крупный мужчина в костюме и галстуке, его голова была покрыта серой шляпой с короткими полями, глаза были скрыты за темными очками в металлической оправе.

- ‘Мистер Кортни? - спросил Де Ланси, заглядывая в свой блокнот, как будто ему нужно было напомнить, с кем он разговаривает.

- Ты прекрасно знаешь, что это так, - ответил Леон. - ’Что ты делаешь на моей территории, разодетый, как Билли Бантер на прогулке бойскаутов?

Вспышка гнева промелькнула на лице Де Ланси. Двое констеблей позади него изо всех сил старались подавить улыбки. Де Ланси не столько видел, сколько чувствовал веселье своих людей. Он повернул голову, чтобы посмотреть на них, и рявкнул:- Подождите у машин!

Когда они ушли, к нему несколько вернулось чувство собственного достоинства, Де Ланси представил мужчину в костюме, который снимал солнцезащитные очки и засовывал их в нагрудный карман пиджака. Из бокового кармана он извлек маленькую записную книжку в кожаном переплете и карандаш.

- ‘Это мистер Питерс из агентства Рейтер, - сказал Де Ланси. - Он пишет статью для "глобал синдикейшн" о нашем ответе на восстание туземцев. Естественно, губернатор стремится показать всему миру, что мы все держим под контролем.

- ‘Добрый день, мистер Кортни,’ сказал Питерс. - Спасибо, что позволили нам войти в вашу собственность.

- ‘И вам доброго дня, мистер Питерс,’ ответил Леон.

Что-то в этом человеке беспокоило его. Эти свиные глазки-бусинки напомнили ему о ком-то, но прежде чем он