Противостояние - Александр Чернов

Колу противостоял полноценный Романов, вполне достойный противник, и разборка обещала быть серьезной. Беда в том, что Кол не мог играть по привычным для него правилам и решить ее в случае неудачного для него поворота наивернейшим способом – пулей промеж глаз. Вернее, мог, но только промеж собственных. Так что он достал свой наган из кобуры (пришлось кому-то из солдат поискать на поле боя, историческая реликвия, как ни крути) и протянул его раненому, рукояткой вперед. Тот небрежно положил его на тумбочку рядом с кроватью.

– Это хорошо, что вы, товарищ великий князь, меня слушаете. Плохо только то, что при этом самостоятельно думать вы отказываетесь. Какого, спрашивается, хера вы в атаку бросаетесь, как Чапай на лихом коне, вместо того чтобы пристрелить этого горлопана ротмистра на полуслове?

Про Чапая Михаил, понятно, знать еще не мог, но смысл вполне понял, Балк, еще не отошедший от боя полностью, переключился на «несовременный» режим.

– Слово офицера, если вы меня действительно сейчас из того же нагана не шлепните или под суд не отдадите, при следующем таком фортеле я вам не мясо навылет прострелю, а колено раздроблю, на хрен! Потому что страной и на протезе руководить можно, если что. А с пробитой башкой или вывернутыми кишками делать это несподручно. Мы, между прочим, в этой никому не нужной мясорубке потеряли только убитыми почти две сотни людей. А еще куча раненых. И шансы у вас лежать там были выше, чем у среднего солдатика, так как вы более заметная мишень, а рукопашному бою пока нормально не обучились! А кто вообще должен был остановить этот идиотизм со штыковой в зародыше? Вы!

– Объяснитесь. Вы же сами мне сообщили, что в скором времени я наследником императорского престола быть перестану. Что до суда, то итог нашей беседы будет всецело зависеть от мотивов, которыми вы руководствовались.

– Объясняю. Ваш царственный брат о том, что он не только владеет Россией, но и принадлежит ей от макушки до кончика хрена… про ноги не говорю, без них, как я уже сказал, и обойтись можно… забыл еще вернее, чем вы. Только вы хоть в бой бросились, что глупо, но почетно, ибо за Россию… А он – в любовь, понимаешь, причем бесперспективную. Что такое гемофилия, в курсе?

Что-то на эту тему Михаил знал. Остальное Балк объяснил, в меру своих сил, конечно.

– Ну неужели, якорь вашей разведке в задницу, нельзя было проверить родословную невесты? Там же гемофилик на гемофилике сидит и таким же погоняет. И вот, результат! Ваш брат в его линии оказывается последним здоровым мужчиной. Наследник Алексей… Выжить-то он выживет. У нас аж до четырнадцати лет дотянул, значит, доживет и тут. Но будет ли он способен полноценно руководить страной, будучи серьезно больным человеком? Возможно, да. При правильном воспитании, чтобы не на болезни зацикливался, а на судьбах державы. Думаете, ему для этого дядя, понюхавший пороху и знающий, что такое «ура-патриотизм» и что такое «больно, когда в тебя попадает», не пригодится? А если нет? И болезнь победит? Кто тогда?

Так что, ваше императорское высочество, в могилку под залпы совместного русско-японского салюта – а они вышлют делегацию с венками, они сейчас пока пытаются показать себя вполне европейцами – вам пока рановато.

И потом… От покушений ваш брат не застрахован. Кто тогда регентом будет и доведет Алексея до совершеннолетия? Мария Федоровна? Вот тогда вьющиеся вокруг нее ваши дядья своим, пардон, безудержным казнокрадством и отношением к народу, как к скоту, точно доведут дворянство до гильотины, а всех остальных до революционного братоубийства…

Или, может, Александра? Вот бы покойная королева Виктория порадовалась! Новую бироновщину нам англичане с французами быстро организуют! С последующим развалом Российской империи на «самостийные великие державы». Как вам, к примеру, «Вильна Диржавна Украйна», «Дальневосточная республика» или «Социалистическое падишахство Татарстан» понравятся? Принципа «разделяй и властвуй» никто не отменял, знаете ли…

– Но почему вы мне сразу про все это не рассказали? – глухо проговорил Михаил.

– Во-первых, вы так заинтересовались танками и прочими стреляющими игрушками, – усмехнулся Балк, – что о более серьезных вещах думать времени не было. Во-вторых, мне было не до того. Оборона перешейка, японский брандер взорвать надо было, и прочие дела неотложные (тут Балк немного запнулся, вспомнив о ждущей его в Артуре Верочке Гаршиной, роман с которой периодически отрывал его от войны и остального мира то на день, то на два). А в-третьих… Обо всем рассказывать не просто долго, а очень долго. Болезнь наследника – это такая сущая мелочь на фоне прочих болезней всей России, смертельных болезней, замечу, что гроша ломаного не стоит.

Если вкратце, в моей истории ваш венценосный брат довел страну до революции, вернее до трех. И после последней из них Великая французская перестала быть пугалом для дворян и аристократов всего мира. Померкла, как звезда с восходом солнца, – успокаиваясь, Балк все более соответствовал духу времени, и именно это превращение окончательно убедило Михаила в его правдивости. – Без вас, ваше высочество, нам инерцию системы и ход истории не переломить. А ломать ее надо будет не танками и самолетами, а взвешенной и прагматичной, неприятной многим политикой… Теперь еще по поводу англо-французов. Россия, «верная союзническому долгу», влезет, с их подачи, в войну с Германией и Австрией не готовой. Причем вляпается в войну, нам совершенно не нужную. И закономерно, спасая своего кредитора – Францию, – пропадет сама. Это как человек, который, взяв кредит в банке, оказывается обязанным этот банк защищать от вооруженных грабителей, а после того как они его пристрелят, банк, спасенный им, еще и будет требовать возврата кредита с наследников. Союзнички, мать их…

– Вы упомянули про «самолеты». А что это еще такое, Василий?

– Летающие боевые машины. Тяжелее воздуха… И пострашнее танка…

– Но как?

– Все дело в мощном и легком двигателе. Основные теоретические моменты известны и сейчас, спасибо профессору Жуковскому. И приоритет исторический, кстати, наш. Вам фамилия Можайский ни о чем не говорит?

Тут за дверью загомонили, заорали. Михаил быстро протянул револьвер обратно Балку.

– Прикажи впустить, Василий. Нам только стрельбы здесь не хватало.

– Слушаюсь…

Когда группа эскулапов ввалилась внутрь, Михаил со скучающим выражением лица сидел, опершись спиной на скатки.

– Господа. Я ценю ваше беспокойство о моем здоровье, но клянусь Богом, рана легкая. А сейчас прошу вас оставить нас с капитаном Балком наедине. Петр Степанович, дорогой, – обратился он к лекарю, – я с удовольствием подвергнусь назначенным вами процедурам, осмотрам, клистирам, наконец, но только через полчаса.

– Час! – быстро ввернул Балк.

– Хорошо. Ржевский, отпустите Бурноса, а сами заступайте на пост. Приказ прежний.

– Кстати, он мне сегодня жизнь спас… – задумчиво произнес Михаил и скрипнул зубами, устраивая больную ногу поудобнее. – Когда мы к нашим окопам ковыляли, я случайно наступил столь профессионально простреленной вами ногой на одного из тех японцев, что нам пулеметы утром взорвали. Их там было двое, и как они умудрились так спрятаться в траве, что по ним целый полк пробежал, а их никто не заметил – не знаю. Тот, о которого я споткнулся, был опасно ранен, а вот второй был жив и весьма проворен… Но против Бурноса – как вы выражаетесь, «без шансов»… Ладно, давайте о главном. Что ожидает Россию такого неприятного, что вам меня пришлось спасать, прострелив мою же ногу, товарищ капитан?