Дом наизнанку. Традиции, быт, суеверия и тайны русского дома - Ника Марш

Все началось в 1773 году, когда дочь графа Разумовского, Анна, вышла замуж за Василия Васильчикова. В ту пору эта фамилия гремела повсюду, поскольку родной брат Василия удостоился чести попасть в число фаворитов императрицы Екатерины. Решено было, что молодожены изберут своим местом жительства Петербург, поближе ко двору. Да еще и дом заняли знаковый – на Миллионной улице, в двух шагах от Зимнего дворца!

Анна и Василий ладили друг с другом, вскоре у них родилась дочь Екатерина. Но после появления на свет малышки над Васильчиковыми начали сгущаться тучи – фаворит потерял расположение государыни, поэтому оставаться в столице стало опасно. Супруги справедливо решили, что будет лучше переждать грозу в Москве. Они переехали из столицы, и у них родилась еще одна девочка, Мария. Девочка была настолько очаровательной и кроткой, что родители не могли налюбоваться на нее. А родная тетя девочки почти ежедневно приезжала, чтобы поиграть с ней.

Эту женщину звали Натальей Кирилловной Загряжской. Она была вдовой, детей не имела, и оставить солидное состояние было просто некому. Памятуя об этом, родители и не протестовали, когда дама приезжала проведать Машу…

Но однажды, после очередного визита Загряжской, родители обнаружили, что Маша… пропала. Некоторое время спорили между собой, искали девочку по дому и в саду. Прислуга подтвердила: Наталья Кирилловна отбыла вместе с племянницей. Васильчиковы немедленно поехали возвращать ребенка.

Загряжская не отпиралась. Сообщила, что девочка хотела повидать ее дом, а потом задремала в карете… Не будить же усталое дитя! Вот поэтому-то малышку и оставили до утра. А потом к Васильчиковым прислали записку, что-де мадам Загряжская просит разрешить Маше пожить у нее с недельку. Уж больно ей понравилось в теткином доме! За неделькой последовала другая. Потом месяц…

Мать не выдержала – резко потребовала от сестры отдать Машу. И вот тогда Наталья Кирилловна по-деловому составила разговор: у нее имеется изрядное состояние, и она может все его, до копеечки, оставить Машеньке. Замечательное и очень щедрое предложение! У самих Васильчиковых таких денег нет, не предвидится, положение семьи шаткое. Все, что нужно сделать прямо сейчас, – это оставить ребенка в покое. Родители и без того заняты по горло, у них уже четверо детей народилось…

Сомнения одолевали мать, но перспектива была очень заманчивой. Машенька действительно могла разом получить то, о чем и мечтать не приходилось. Поэтому девочка осталась у тетки, получила прекрасное образование и воспитание, после была выдана замуж за любимого ею графа Кочубея и счастливо прожила свою жизнь. Одну из дочерей она назвала в честь своей тетушки Натальи Кирилловны… Но Анну эта история надломила. Она так сильно переживала разлуку с дочерью, так корила себя, что отдала собственную дочь, что в 1808 году постриглась в монахини.

Попечитель Смольного института, Иван Иванович Бецкой, поселил на правах воспитанницы в своем доме восемнадцатилетнюю выпускницу института, Глафиру Алымову. Девушка была дворянкой из бедной многодетной семьи, поэтому не противилась такому повороту в своей судьбе. Но и она должна была признать, что проживание под одной крышей с мужчиной на 55 лет старше себя – это не очень-то прилично.

Алымовой позволялось чуть больше, потому что сама императрица Екатерина II называла ее своей любимой выпускницей Смольного, ласково именовала «Алимушкой» и одарила ее фрейлинским шифром. Но Глафира отлично понимала, зачем Бецкой поселил ее у себя. И однажды все-таки состоялся откровенный разговор. «Выбирай, – сказал ей Иван Иванович, – ты мне жена или дочь». Алымова предпочла стать дочерью и даже поспешила выйти замуж за Алексея Ржевского. Тогда Бецкой настоял, чтобы молодая семья поселилась вместе с ним. И это никому не принесло пользы: старик ревновал, Ржевский мучился от двусмысленности положения, Глафира металась, как птица в клетке. В конце концов молодожены убежали в Москву от своего «благодетеля», не пожелав с ним ни объясниться, ни толком попрощаться.

Дворяне Барыковы в качестве воспитанницы позвали к себе жить маленькую бесприданницу Настю Телегину. Отправляясь в чужой дом, девочка попросила, чтобы не забыли положить ее кукол. Барыковых в Веневском уезде округа знала очень хорошо – небогатый дворянский род, с репутацией надежных людей. Никогда не блистали и не выбивались в генералы, но имели средний доход и вполне могли позаботиться о себе и своих родных.

В 1778 году дальняя родня Барыковых обратилась к ним с просьбой: у них подрастает девочка, Настя, а на воспитание и содержание у семьи нет сил. Поскольку у будущих опекунов был сын подходящего возраста, то решено было, что два рода объединятся. Возможно, не сразу, а через год-другой. Переговоры шли посредством писем, до той поры никто из Барыковых девочку не видел. Но когда малышку привезли, то в доме жениха всплеснули руками: совсем кроха! Одиннадцать лет, маленькая совсем, выглядит моложе, чем ей на самом деле…

Телегины были не совсем честны: они утаили истинный возраст Насти. Но возвращать ее назад было уже невозможно, поэтому воспитанницу объявили совершеннолетней, велели прислуге называть девочку Анастасией Михайловной и при первом удобном случае обвенчали ее с Федором Барыковым, на десять лет ее старше. Ждали, пока подрастет, а потом позволили молодым зажить как муж и жена. Настя стала матерью восемнадцати детей, из которых три сына и девять дочерей дожили до взрослого возраста. Младших Барыковых удалось пристроить в Московский институт благородных девиц, но увидеть их выросшими барышнями и матерями собственных семейств Насте Телегиной было не суждено – она умерла раньше своего мужа.

Из воспитанницы в жену скульптора Мартоса превратилась сиротка Авдотья, племянница его первой покойной жены. На тот момент Иван Петрович Мартос уже являлся академиком Императорской академии художеств, владел большим домом в Петербурге и считался очень востребованным скульптором. Он один содержал свою собственную огромную семью и никогда не отказывал приютить бедных родственников. У Мартоса постоянно жили то троюродные кузены, то племянники. Вышло так, что под одной крышей он поселил и племянницу жены.

Занятый с утра и до ночи, Иван Петрович мало обращал внимания на то, что происходит дома. Когда в 1807 году Матрена Львовна, его супруга, закрыла глаза навеки, он старался отвлечься от горестных мыслей. И упустил ситуацию: старшие дочери взяли хозяйство в свои руки, да вели дела резко и без всякого снисхождения. Особенно доставалось сиротке Авдотье, их кузине-бесприданнице. Девушку попрекали куском хлеба и даже поднимали на нее руку. Однажды Мартос стал свидетелем безобразной сцены – его старшая дочь наотмашь ударила Авдотью.

У него раскрылись глаза. Самые близкие люди вели себя отвратительно. Заплаканная сирота