Угольная крошка - Моника Кристенсен

«Ну почему мне вечно надо больше других?» – ворчал про себя Кнут, пока ехал несколько сот метров от квартиры Ханны до таунхауса Хансейдов. Но Эрик ничуть не удивился тому, что Кнут приехал с ними поговорить. «Совсем наоборот», – уверил он и провел коллегу в гостиную, где на диване, обложившись подушками и укрывшись пледом, лежала Фрёйдис.

«Почему он кажется таким виноватым?» – гадал про себя Кнут. Но потом решил, что дело, скорее всего, в том, что Хансейд задержался дома.

– Ну, как продвигается дело? Есть новости? – спросил он из-за двери кухни, куда ушел за кофе.

– Пока никаких подвижек. Авось ребята из КРИПОСа чем-то помогут. Но они прибыли только несколько часов назад. Мы разделились. Я взял на себя опрос свидетелей. Только что заезжал к Ханне, спрашивал, что она увидела, оказавшись на месте преступления.

Хансейд удивленно вскинул брови:

– Место преступления, говоришь? Разве речь не о несчастном случае?

Он поставил перед Кнутом кружку с кофе и опустился в кресло напротив.

– Фрёйдис, ты точно не хочешь кофе? А как насчет чая? – И снова, обращаясь к Кнуту:

– Понимаешь, она серьезно переболела гриппом, и… вчерашнее событие – это было уже слишком для нее. Да, дорогая?

Кнут кивнул:

– Я постараюсь покороче.

И все же он медлил. Фигурка на диване казалась такой беззащитной. Меньше всего ему хотелось еще больше осложнить ей жизнь. Она уже и так натерпелась порядком с тех пор, как приехала на Шпицберген.

– Судя по всему, вы были первой, кто увидел Ульсена, когда он приехал на парковку. Это так? Вы видели его до того, как начался пожар?

Она умоляюще посмотрела на мужа:

– Мне невыносимо даже думать об этом.

– Конечно, я понимаю. Но вы помните, как машина Стейнара въехала на парковку и остановилась рядом с синим универсалом?

– Не помню… думаю, я не видела.

– Где же вы были? Что делали на парковке?

Она опустила глаза и поплотнее закуталась в плед.

– Кнут, без этого, что, никак? Фрёйдис ничего такого не видела.

Хансейд выглядел раздраженным.

– Я шла на заседание праздничного комитета, опаздывала. И тут увидела на другом конце парковки… – Фрёйдис задрожала. – Но я же была не близко, стояла вдалеке, у входа в магазин…

Она подняла глаза и встретилась взглядом с Кнутом.

– Ханна Вибе рассказала, что вы стояли над Стейнаром, когда она подбежала к нему. Он сказал вам что-нибудь? Может, крикнул что-то?

– Что вы такое говорите? Я ничего не понимаю, – голос Фрёйдис сделался тонким и жалобным.

– Может, давай я сам ее расспрошу? – понизив голос, нерешительно предложил Хансейд.

– Но что делал Стейнар перед тем, как его одежда вспыхнула?

– Ничего, наверное. Я не обратила внимания.

Кнут подавил вздох. По ощущениям это было, как сдирать пластырь с незажившей кожи:

– Вы не видели, чтобы он приближался к синей машине?

Она быстро вскинула глаза:

– К синей машине? Не-е-т. Я что-то не припомню никакой синей машины. Как я уже сказала, я стояла далеко.

– Ах да. Понятно. Ну, спасибо тогда. Если вы еще что-нибудь вспомните… Простите, что заставил вас снова все это пережить.

Кнут встал и вышел на улицу. Разумеется, она не могла не узнать машину Тура Бергерюда.

Он нашел Андреассена в кабинете Анны Лизы Исаксен, вместе с Люндом Хагеном и Мелумом. Письменный стол губернатора был завален кипами бумаг и блокнотов. На стену она прикрепила большую новую карту окрестностей Лонгиера.

Андреассен посчитал не обоснованными смутные подозрения Кнута:

– Да бросьте вы. Фрёйдис Хансейд – самая обычная женщина, у которой в последнее время жизнь немного не задалась. Я думаю, нам не стоит влезать в вопросы личного плана.

– Что еще за вопросы личного плана? – встрепенулся Люнд Хаген. Но ему пришлось подождать с объяснением. Отто Карлсен зашел в кабинет, протиснувшись в дверях мимо Андреассена. Его одежда, руки и лицо были покрыты сажей.

– У меня для вас срочные новости, – он перевел взгляд на Кнута. – Во-первых, я не нашел никаких следов сгоревших тел в машинах. Включая багажники.

У Анны Лизы вырвался долгий, едва слышный вздох облегчения.

– Но я обнанаружил кое-что другое. Чудовищную вещь. Кто-то прорубил дыру в бензобаке одной из машин. Четырехугольную, достаточно большую: примерно сантиметр на полтора.

– В какой машине? – тихо спросил Кнут. – В синей?

Суббота 24 февраля, 11.30

– Если бензобак пробит у синей машины, значит, целью преступника был ее владелец. Но зачем кому-то портить машину пилота вертолета? Есть идеи касательно возможного мотива? – Ян Мелум, главный тактик следственной группы, озвучил общее замешательство.

Полицейские переглянулись. Но Кнут развил мысль в другом направлении:

– Здесь важно, что возгорание не имеет отношения к Стейнару Ульсену. Ему просто не повезло, умереть должен был не он. Следовательно, дальнейшее расследование причин пожара не поможет нам найти Эллу Ульсен.

– Очень уж неуклюжим было это покушение на убийство, – Отто Карсен огляделся в поисках свободного стула. – Требовалось поистине неудачное стечение обстоятельств, чтобы бензин все-таки загорелся. Взорвать автомобиль совсем не так легко, как кажется.

– К тому же в тот вечер за рулем был не Тур Бергерюд, а его жена. Она приехала на собрание праздничного комитета, которое проходило в бизнес-центре неподалеку, – Том Андреассен внезапно вспомнил, что не сказал никому о том, что ему открылось в контрольном помещении Централи канатной дороги. Он вздохнул и поймал на себе пристальный взгляд Кнута. Знали ли остальные полицейские об отношениях между Эриком Хансейдом и Линой Бергерюд?

– Ее допросили? Я не видел ее имени в списке свидетелей, – Мелум принялся листать свои заметки.

– Нет. Она вышла со встречи, когда мы уже оцепили территорию. Как и остальные члены комитета. Окна комнаты, в которой они собирались, выходят на другую сторону. Они не знали, что происходит, пока кто-то не зашел к ним и не рассказал.

Кнут похолодел. У него родилось одно предположение. А тут еще и Андреассен сидит, потупившись. Что-то не сходилось в показаниях свидетелей. Он схватил со стола лист бумаги и стал рисовать временную ось событий на парковке. Но пока не стал ничего говорить остальным.

Анна Лиза взглянула на него:

– Знаете, Кнут, что-то в ваших словах напомнило мне про другую вещь.

– Да? – он поднял глаза, с неохотой отрываясь от собственных размышлений. – Что именно? То, что Ульсен не имеет отношения к пожару, хоть и стал его жертвой?