Человек из Вавилона - Гурам Батиашвили

Занкан был неприятно поражен. Только они вышли со двора синагоги, как он оказался в окружении четырех латников. Самый высокий шел впереди, второй следовал за ним, а остальные двое пристроились по бокам, почти плечо к плечу. «Что-то не так, — подумал Занкан, — когда это было, чтобы за мной присылали четырех латников». Латник, идущий перед ним, волочил правую ногу, поднимая клубы пыли. «Похоже, его беспокоит рана, интересно, где его ранили? Наверное, бился под началом Боголюбского». Воспоминание о Боголюбском резануло сознание, и тут его осенило: а может быть, эти люди вовсе не от амирспасалара — как он легкомысленно согласился следовать за ними!

Занкан посмотрел вокруг — Гучу и Джачу не было видно, а ведь они должны следовать за ним повсюду. «Они никогда меня не бросали!» — Занкан был в недоумении. Он замедлил шаг, внимательно огляделся. Идущий сзади почти прилип к нему. «Не замедляй шага», — прохрипел он ему прямо в ухо. Занкан услышал его дыхание. Он повернул было голову, чтобы взглядом сказать ему: не липни ко мне, твоя грудь обжигает мне лопатки, но тут же под ухом раздалось сипение: «Я сказал, не замедляй шага!» Он произнес эти слова так нервно, что Занкан оторопел, зацепил ногу за ногу и чуть не упал.

— Ну! — в хриплом голосе уже звучала угроза.

Занкан снова посмотрел вокруг. Верующие уже разбрелись по улочкам, ведущим к их домам. На противоположной стороне ковылял какой-то старичок. «Ежели они не от амирспасалара и ведут меня Бог знает куда, кто-то ведь должен знать об этом!» Как позвать старичка? Что сказать ему? Похоже, он еврей, но кто это? Как его зовут?

— Сын Израилев! — неожиданно громко произнес Занкан. — Посмотри сюда! — В голосе его звучало волнение.

— Что прикажешь, Занкан, дорогой, это я Гершон Давитиашвили! — счастливый от того, что Занкан узнал его и зовет к себе, Гершон поспешил на противоположную сторону улочки. Но стоило ему сделать несколько шагов, как высокий обнажил саблю и крикнул:

— Ни с места!

— Скорее, скорее! — завопил хрипун и, толкнув Занкана, схватил его под руку. — Давай хватай его, бегом! — крикнул он тому, кто шел сбоку.

Занкан решил не сопротивляться, его стражи, похоже, были готовы на все — они здорово перепугались. Поэтому он побежал вместе с латниками, но успел бросить взгляд на Гершона — тот стоял, оторопев, молча глядя ему вслед. Один из латников, скорее всего хрипун, поднял руку и ребром ладони нанес Занкану удар в шею. Занкан потерял сознание.

— Что ты натворил, осел! — воскликнул латник справа. — Лучше бы тебе убить себя, чем его!

— Не беспокойся, поддержи его! — ответил высокий и поднял Занкана на руки. — Да помогите же, видите, какой он тяжеленный!

— Люди, сыны Израилевы, выходите, выходите из своих домов! — Гершон наконец обрел дар речи.

— Вот кто осел, теперь он преследует нас! — прорычал высокий.

— Сюда, сюда свернем!

— Люди, иудеи! Выходите, все выходите! — Голос Гершона преследовал их. Похитители ускорили шаг, свернули направо и растворились в темноте.

— Вы оставайтесь здесь, — приказал высокий двум латникам, — проследите, чтобы этот старый осел не помешал нам.

Занкана внесли в хижину из речного камня и уложили на тахту.

— Доложи!

— Сейчас! — ответил высокий и вышел.

Хрипун уставился на Занкана, даже похлопал по щеке, пытаясь привести его в чувство.

— Давай просыпайся, хватит спать!

Вошел высокий, на лице его играла улыбка.

— Остался доволен, хорошие вы, говорит, ребята, и ушел.

— Ушел? Куда?

Высокий удивленно посмотрел на хрипуна. Откуда ему знать, куда и зачем ушел большой господин.

— Он вышел с другой стороны, — тихо, словно для себя, проговорил он, — узнал, что мы его принесли, улыбнулся и вышел.

Занкан лежал на тахте с закрытыми глазами, до него доходили лишь обрывки разговора латников. Немного погодя один из них поинтересовался, как долго они будут сидеть без дела, и не сказал ли господин, что делать с пленником. Ответа не последовало. Занкан превратился в слух — ему хотелось знать, что его ждет.

— Ну что будем делать? Ждать, пока он придет в себя?

— Не болтай, он мне сказал, что делать, и я сделаю так, как он приказал мне, — ответствовал второй.

«Похоже, этот высокий за главного», — подумал Занкан, он все еще не открывал глаз. Ему надо подумать и в первую очередь вызнать, кто организовал его похищение; он стал перебирать в памяти все, что случилось сегодня, — утренняя встреча с человеком, прячущим лицо. Как его звали? Как? Ах да, Диомидэ… Что хотел от него этот абуласановский прислужник? Чтобы он немедленно уехал из города. Почему Абуласану потребовалось, чтобы Занкан покинул Тбилиси? Потом этот Диомидэ обработал Какителу и Базазу. Когда он появился в синагоге, те попытались навесить на него ярлык предателя царицы и всей Грузии и снова потребовали его отъезда из Тбилиси. Похоже, пребывание Занкана в городе кому-то очень мешает. Пока Занкан в городе, Абуласан боится… Чего? Занкан замер, пытаясь проникнуть в замысел Абуласана. С какой целью устроил он этот спектакль?

Занкану не впервой находиться перед лицом опасности, но прежде тучи, нависавшие над ним, были похожи одна на другую, как капли воды, и все они — будь это в караванном пути или в городе — развеивались одним мановением руки с зажатыми в ней серебряными монетами. Серебро тушило любые пожары. А сейчас? Он еще не знал, перед какого рода опасностью стоит, что от него хотят — жизнь или серебро. Ежели Занкан — пленник Абуласана, а Занкан был уверен, что именно так обстоит дело, цена серебру — ломаный грош. Как же ему уцелеть? Как унести ноги? Начнем сначала: Абуласан замыслил убрать Занкана из города, чтобы некому было опровергнуть его слова.

Деньги обычно спасают человека, но сегодня деньги — прах, серебро, что железо, которое рвет карман. В Грузии слово порой имеет большую цену, нежели деньги. В Грузии слово порой дороже серебра.

В комнате раздался какой-то шум. Занкан почувствовал, кто-то вышел и хлопнул дверью. Он открыл глаза, посмотрел по сторонам. Высокий вынул кинжал из ножен и теперь водил им по ногтю большого пальца, проверяя остроту лезвия. Занкан кашлянул. Высокий бросил на него безразличный взгляд и вернулся к своему занятию. Занкан зажмурился. «Нетрудно догадаться, что хочет сказать своим поведением этот верзила: будешь упрямиться, не выполнишь нашей воли… сегодня правда ведет на кладбище… Я должен подчиниться… правда подождет, придет время, и эта правда станет всем нужна… Сегодня же спасительница — ложь… Надо сделать все, чтобы приблизить время правды, но… Сегодня же мудрость — в вымысле, да, во вранье». Занкан еще сильнее зажмурил глаза, сморщил лоб и затаил дыхание: ему вдруг пришла в голову ужасная мысль — его ложь станет подтверждением того, что он был вдохновителем идеи приглашения Боголюбского в Грузию… «Они хотят выставить дело так, будто я подал Абуласану эту идею… Абуласан хочет взвалить на меня свой грех, который позором ляжет на мое потомство… И вина моя перед Грузией не искупится никогда».