Забыть нельзя вспомнить - Агата Лель

— Ага, там, в восьмой комнате.

Ян улыбнулся, вспомнив, что именно в восьмой комнате когда-то жила Яна.

Они молча курили, рассматривая закат. Ровесники — но совершенно разные, из абсолютно разных миров…

— Толян Зуев жив там? — нарушил тишину Ян.

— А, этот-то жив, куда он денется. Только в СИЗО сидит, в Матросской тишине. Мы с Пашком — сыном его — по соседству обитаем, работаем вместе на заводе.

— А за что Толяна-то закрыли?

— Девчонке соседской в трусы залез. Школьнице. Дебил, он и в Африке дебил, — Стас нецензурно выругался и сплюнул. — В общем, весело у нас тут, поди не как у вас в Москве…

Надрывный лающий кашель не дал ему договорить.

— Ты бы бросал смолить, — кивнул Ян на сжимаемый им окурок. — И я не только о "Бонде". И бухать бросай.

— А ты доктором, что ли, заделался? — обнажил гнилые зубы Горшков, недобро сверкнув воспалёнными глазами. — Не учи учёного, сам разберусь.

Действительно — взрослый человек, хочет травиться — пусть, какое ему до него дело.

Ян перевёл взгляд на могилку с простым деревянным крестом и заржавевшей табличкой.

«Бессонов Руслан Михайлович. Дата рождения — дата смерти»

Странно узнать имя человека, с которым провёл бок о бок почти два года своей жизни, только после его кончины. Для всех он был просто Бес. Бесом и остался.

Ян наклонился ниже и внимательнее взглянул на даты.

— Ага, сегодня юбилей у Беса, я каждый год сюда в этот день хожу. Хороший был человек, — задумчиво покачал головой Горшков.

Похоронен в апреле девяносто восьмого года, получается, он пропал практически сразу после отъезда Яна в Москву…

— А что случилось на самом деле? — задал не дающий покоя вопрос.

— Да что, что — осенью, почти сразу после того, как ты уехал, какая-то гнида настучала на Беса, что он наркотой тяжёлой торгует. Обратились куда надо, приехали менты к нему с облавой, только Беса предупредить успели, и он незаметно свалил через потайной лаз под полом. Куда свалил — х** его знает. Как в воду канул. Даже документы с собой не взял — убежал в чём был. Искали его везде, где только могли — бесполезно, а весной, когда снег сошёл, за лесом в овраге нашли сожженную тачку и в ней трупак. Ну менты не долго думая записали жмурика как Беса — и «подснежник» вроде как пристроили, и преступника поймали. Только я тебе скажу, что не Бес это был, точно тебе говорю. Окочурившийся тот ростом как ты был — здоровый, под два метра, а Бес вспомни какой — от горшка два вершка. И портаки на стопах сохранились немного, а у Беса ни одной наколки не было, точно знаю. Не он это был, — с придыханием подвёл черту Стас.

— А где тогда Бес? Без паспорта он далеко уехать не мог.

— Без паспорта, который он оставил дома — да… — проговорил Горшок и таинственно выдержал паузу.

— Думаешь… — изумлённо повернулся на бывшего одноклассника Ян.

— Уверен! — кивнул Горшков. — По крайней мере хочу надеяться, что наш друг просто свалил из этой дыры в поисках лучшей жизни, как и хотел.

— Слушай, — озарило Яна. — Я же ему денег должен был, когда уехал, и в декабре через Демьяна вернул. А если Бес пропал сразу после моего отъезда, получается…

— А, вот значит на какие деньги Демьян себе тогда «девятку» купил. А говорил заработал. Вот п***бол, — снова заржал Горшок. Осмеявшись, вздохнул. — Давай помянем, что ли? Вместе?

Ян дёрнул плечом. Идея пить на кладбище его мало прельщала, если только немного, отдать дань традиции…

Стас поднялся, отряхнул заношенные, потёртые на тощей заднице джинсы, и демонстративно засуетился.

— Ох, б**, кошелёк-то я дома оставил.

— А, не проблема, сейчас, — достал портмоне. Похоже, в этом городе его решили обобрать до нитки.

— Всё, я мигом — одна нога здесь… Беленькой? — уточнил, оборачиваясь, засовывая купюру в карман.

Ян кивнул.

Шурша рваными кроссовками, Горшков скрылся за перекошенными памятниками.

Да уж, вот так встреча. И новость о Бесе ошарашила. Хотя версия, что он куда-то убежал с поддельным паспортом, была Яну куда ближе, чем то, что его друга убили. Ну не мог Бес так просто попасться, не такой он был человек. Слишком продуманный, слишком хитрый…

И с трупом этим как-то уж всё слишком гладко вышло, притянуто за уши.

Наклонился к кресту и смахнул с таблички грязный налёт. Случайно взгляд его зацепился за выдавленную на потрескавшемся дереве надпись. Совсем старая, едва заметная, забитая многолетней пылью.

Ян наклонился как можно ближе, вглядываясь в мелкие, вырезанные ножом буквы:

«Встретимся в Раю. Б.»

Отпрянул, собираясь с мыслями. Прочитал ещё раз, потом ещё.

Шестерёнки памяти заработали в бешенном ритме, лицо медленно озарила улыбка. И с каждой секундой она становилась всё шире и шире…

* * *

1997 год. Лето.

Стас и Ян пили на крыльце тёплое дешёвое пиво.

— Вот блин, жара, да? Может, на речку махнём? — Горшок оттянул прилипшую к телу футболку и подул за пазуху.

— Да ну, в лягушатнике этом плескаться, — привалившись спиной к раскалённой стене, скривился Ян.

— Ну конечно, ваше величество только из Турции вернулось, в красном море плескалось.

— Дебил, в Турции не Красное море, — прыснул Набиев, за что получил шуточный удар в ребро.

— Я вот на море ни разу не был. Закончу школу, устроюсь на крутую работу и махну куда-нибудь в Сочи, — заложив руки за голову, мечтательно протянул Стас. — Подцеплю крутую тёлочку, будет у нас там джага-джага, — изобразив поступательные движения, глумливо гоготнул. — Бес, а ты море видел?

— Неа, — отозвался парень, покачиваясь на привязанном между двух раскидистых яблонь гамаке.

— А хочешь?

— Хочу. И скоро увижу.

— Ага, увидишь. Брось ты, туда знаешь сколько бабла надо… А хотя да, у тебя-то точно заначка ого-го. И куда думаешь метнуться? У меня брат в Анапе был, говорит, — чума там дискотеки на набережной.

— Я в горы хочу, подальше от всех. Чтобы море у самого порога плескалось, и солнце с утра до вечера в окна. И, главное, чтобы рожи твоей, Горшок, рядом не было, — Бес улыбнулся и положил кепку на лицо. — Вот это будет мой персональный рай. Совсем немного подождать осталось.

Яна

Моя школа…

Первое, что ощутила, переступив порог — это запах: пыльных матов, булочек из столовой, старых книг… Запах остался прежним, намертво въелся в бездушный бетон, хранивший в себе миллионы детских секретов.