Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию - Мишель Эке́м де Монтень

Немного погодя он отвез их [г-д де Монтеня и д’Эстиссака] в своем экипаже в зал Консистории, где собираются кардиналы, чтобы идти к вечерне. Появился там и папа и переоделся, чтобы [тоже] идти к вечерне. Кардиналы не опускались на колени под его благословение, как делает народ, но получали его, низко наклонив голову.

3 января 1581 года папа проехал перед нашими окнами. Перед ним проследовало шагом примерно двести коней его придворных, все разной масти. Кардинал де Медичи, сопровождавший его к себе на обед, ехал подле него в шляпе и беседовал с ним. На папе была красная шляпа и его белое одеяние с красным бархатным капюшоном, как обычно, и он сидел верхом на белом иноходце в красном бархатном уборе с золотой бахромой и позументами. Он садится в седло без помощи конюшего и так разъезжает в свои восемьдесят с лишком лет[420]. Через каждые пятнадцать шагов он давал свое благословение. За ним ехали три кардинала, а потом примерно сотня вооруженных стражей с копьем у бедра, в полном доспехе, но без шлемов. Был там еще один иноходец в таком же уборе, мул, прекрасный белый скакун, потом пронесли его портшез и проследовали два офицера, которым надлежит нести шлейф его облачения, и у каждого к седлу была приторочена большая кожаная сума.

В тот же день г-н де Монтень принял терпентин, потому что простыл, после чего у него вышло много песка.

11 января утром г-н де Монтень выехал из дома верхом, направляясь в Банки[421], и как раз наткнулся на то, как из тюрьмы вывозили Катену, отъявленного грабителя и главаря разбойников, который держал в страхе всю Италию и кому приписывали неслыханные злодеяния, в частности убийство двух капуцинов, которых он сперва вынудил отречься от Бога, обещая за это сохранить им жизнь, а после зверски умертвил, не имея на то никакой причины – ни корысти, ни мщения. Так что он [г-н де Монтень] остановился, чтобы посмотреть на это зрелище. В отличие от того, как это делается во Франции, перед преступником несут большое распятие, накрытое черной завесой, и идет множество людей, одетых в холщовые куколи, закрывающие лицо, про которых говорят, что они дворяне, но не только, вроде бы это римляне, которые образуют братство и дают обет посвятить себя этой службе – сопровождать осужденных на казнь преступников, а также тела усопших. Двое из них, таким же образом одетые и с закрытыми лицами (или же это монахи), сидят с приговоренным в тележке и наставляют его, а один из них постоянно держит перед его лицом картинку с изображением нашего Господа, которую беспрестанно понуждает целовать, из-за чего лицо преступника невозможно разглядеть с улицы. И под виселицей, которая представляет собой два столба с перекладиной, этой картинкой продолжали закрывать ему лицо, пока его не вздернули. Его смерть была вполне заурядной, он умер, не сделав ни единого жеста и не сказав ни слова; это был чернявый человек лет тридцати или около того. Удавив его, тело разрубили на четыре части. Тут людей умерщвляют попросту, а волю своей жестокости дают уже после их смерти. Здесь г-н де Монтень заметил то, что потом высказал в другом месте: как народ ужасается жестокостям, которые творят с мертвыми телами; поскольку, не проникнувшись видом повешения, он теперь при каждом ударе, которым разрубали труп, жалобно вскрикивал[422]. А после того, как преступники мертвы, один или несколько иезуитов (или других) забираются на какое-нибудь возвышение и, кто оттуда, кто отсюда, громогласно обращаются к народу с проповедью, чтобы тот усвоил этот урок.

Мы заметили в Италии, и особенно в Риме, что тут почти нет колоколов для церковной службы, причем в Риме их даже меньше, чем в малейшей деревне во Франции, а также что тут совсем нет изображений, разве что они сделаны совсем недавно. Во многих старинных церквях нет вообще ни одного[423].

В четырнадцатый день января он [г-н де Монтень] опять принял терпентин, который не оказал никакого явного действия.

В тот же день я видел, как разделались с двумя братьями, убившими секретаря Кастеляна[424], у которого были в услужении. Случилось это несколько дней назад ночью, в городе, и даже в самом дворце упомянутого сеньора Джакомо Буонкомпаньи, сына папы. Сначала их пытали калеными щипцами, потом отсекли кисть руки перед сказанным дворцом, а культи сунули в каплунов, которых быстро убили и взрезали. Обоих прикончили на эшафоте: сперва оглушили здоровенной колотушкой, после чего внезапно перерезали горло. Некоторые говорят, что такая казнь часто используется в Риме; другие утверждают, что ее нарочно подобрали к преступлению, тем более что они убили своего хозяина.

Что касается размеров Рима, то г-н де Монтень говорил, что стены, которые окружают его пространство (более чем на две трети пустое, включая старый и новый город), могли бы сравниться по длине с той оградой, которой обнесли бы Париж со всеми его предместьями из конца в конец. Однако если оценивать его размеры исходя из количества домов и плотности застройки, то, по его мнению, Рим в сравнении с Парижем не достигает и его трети[425]. Хотя по количеству и величине городских площадей, красоте улиц и домов Рим намного его превосходит.

Он нашел, что зимой тут почти так же холодно, как в Гаскони. До и после Рождества случились сильные заморозки и дули нестерпимо холодные ветры. Правда, при этом довольно часто громыхает гром, сыплет град и сверкают молнии.