Лезвие власти - Андрей Гальперин

— На книгах нет пыли. Ничто так не притягивает к себе пыль, как старые книги… Кроме того, здесь есть заметки, совсем свежие, красивым почерком, по-аведжийски…

— Значит, в замке все-таки живут люди? Может, они нас накормят? Я хочу есть… Я ел последний раз три… Нет, четыре дня назад…

Мерриз, улыбнувшись, посмотрел на Аттона.

— Здесь очень древние книги… Таких книг больше нет нигде, я знаю. Многие мне вообще не известны…

— Не переживай, монах, я не стану есть книги… Скажи мне, все-таки… Коль уж мы оказались в одной упряжке… Что ты рассчитывал увидеть в каменной чаше?

Аттон поднял с пола топор и попытался просунуть лезвие между створок дверей. Лезвие скользило по гладкому металлу, не оставляя царапин… Аттон швырнул топор, и сел прислонившись к стене. Мерриз поставил на полку книгу, которую держал в руках, подошел, и присел рядом.

— Ты считаешь, что есть смысл говорить об этом именно сейчас?

Аттон устало вздохнул и прикрыл глаза.

— Я не знаю, насколько велики обязательства, наложенные на тебя обителью, и не хочу настаивать. Но, принимая во внимание цепь весьма необычных совпадений, закончившихся путешествием хрен знает куда, было бы неплохо услышать от тебя хотя бы малую малость, для развития кругозора, так сказать… — Аттон улыбнулся, — Так что ты рассчитывал увидеть в этой чаше?

Мерриз улыбнулся в ответ и развел руками.

— Ну, раз уж мы застряли, как ты точно выразился, тогда… А мои обязательства… Ты неправильно осведомлен о положении в современной церковной иерархии, воин. И это простительно, и не будем на этом заострять внимание…

— Ты пытаешься увильнуть от ответа, хитрый монах… Ты шел за мной через Пустоши. Потом был Виест… Потом дорога в Прассию. Ты знал кто я, и знал, что за мной следят…

— Я даже знал, что за теми, кто следит за тобой тоже следили. Да и за ними тоже…

— Довольно смешно. В нашем-то положении… Не увиливай. Ты также быстро управляешься языком, как и мечами…

— Все это случайности, воин, случайности и воля Иллара…

— Уммм-гу… Точно. Слишком много случайностей, слишком. Ты случайно спас мне жизнь, хотя не мог не видеть во мне конкурента…

— Дважды, Птица-Лезвие, дважды…

— Ну, Гайсера я убил бы и без твоей помощи…

— Самолюбие воина… Лучше расскажи, зачем ты пришел в Циче? Зачем сумасшедшему мошеннику из Норка, снабжающему деньгами крестьянские армии, понадобилась церемониальная чаша Теодора Страшного?

Аттон усмехнувшись посмотрел на монаха.

— Ах, вот как думают о Великом Торке долгорские монахи.

Мерриз, с удивлением посмотрел на него:

— А что должны думать в Обители о человеке, стравливающем ради своей потехи дворянство и чернь Лаоры? Там где побывают его эмиссары — жди войны, резни, погребальных костров.

Аттон опустил голову.

— Вы знаете не все, святые братья Обители… Вам только кажется, что вы знаете много… А на самом деле… Я не знаю, что должно было находиться в чаше. В послании меня просили убедиться в том, что в чаше покоится не рука забытого владыки, а нечто иное, что так прячут аведжийские Правители. Что-то связанное с древней тайной всего правящего рода…

— Странно, воин… Но я получил почти такие же указания… Ну, и что же ты знаешь об этой чаше?

— Я? Ничего. Знать — не мое дело… Мое дело — убивать, натирать мозоли на заднице об седло и сбивать в кровь ноги на большаках…

— Тогда, быть может немного истории?

— Да? Было бы неплохо… Если ты точно знаешь о чем говоришь. Помниться, старый монах в семинарии пытался убедить меня в том, что где-то живут люди с песьими головами. Хотя… В свете последних событий истории про людей с песьими головами могут показаться просто веселой шуткой…

— Ты учился в семинарии? — Мерриз удивленно поднял тонкие девичьи брови. — конечно же, ты говоришь совсем не как простолюдин…

— Не льсти мне, хитрый монах… Можно подумать, что ты совсем ничего обо мне не знаешь. А учился я больше у своего отца и дяди… Мой отец знал множество языков и наречий, он был лучшим мечником Лаоры, он мог убить человека одним ударом ладони и приготовить замечательный ужин из рогатой крысы. Он записывал предания и разбирался во всех тонкостях маскировки. Мой дядя Степ никогда не выходил за пределы родного города, но зато он научил меня слушать Солнце, Луны и звезды. Он объяснил мне природу воды и ветра, камня и металла. Он научил меня… Впрочем… А… — заметив, что Мерриз усмехается уголками губ, Аттон выругался сквозь зубы. — Ты опять обманул меня, монах! Ты уходишь от ответа, как аведжийский вор от судебного пристава в Марцине…

— Ладно-ладно, воин… — Мерриз рассмеялся, сверкнув белоснежными зубами. Расскажу… Хотя история твоей жизни более, чем оригинальна и я бы с удовольствием…

Аттон тихо зарычал.

— Все-все… Слушай… В жизни Гельвинга Теодора Страшного было очень много тайн. Первый Аведжийский Правитель, он получил свой титул Великого Герцога из рук Императора Юриха Второго Завоевателя, за то, что ударил во фланги армии эльфов, в сражении при Долоссе, утвердив тем самым власть людей в Норке, Дрире и западной части Могемии. Он один из первых ворвался в удерживаемый гномами Урт, он возглавил нападение на Зифф, и основал Прассию. Но он также первый напал на своих соплеменников, когда повел армию на Князей Атегатта. Получив во время дележа земель в разрушенном замке у подножия Колл-Мей-Нарата во владение все исконно аведжийские земли, и к ним владения занимаемые ранее гномами и эльфами на юге, ограми на востоке, гремлинами на западе, Гельвинг Теодор посчитал себя обделенным, и захватил земли Марцина, принадлежавшие Князю Атегаттскому Асальтору Второму. И в ответ на предложение вести мирные переговоры, напал на юг Атегатта и потерпел сокрушительное поражение в битве у Топей Кары. Сам Великий Герцог сгинул в этой битве, но верные ему люди нашли и сохранили его отрубленную руку. Сохранили в чаше, из которой, по преданию, перед боем пили вино все рыцари и солдаты Аведжийского войска. Великим Герцогством стал править сын Теодора Ульрих Первый, по прозвищу Коварный, но Аведжия лишилась Прассии, Данлона, а на юге, беглые каторжники и дезертиры основали пиратское государство Бантую. Ульрих Коварный дважды нападал на Латеррат, и трижды на Княжество Боравское, желая отомстить за смерть отца, и провел всю свою жизнь в бессмысленных войнах. После смерти Юриха, попытавшегося подчинить себе все государства на западе, от Латеррата до Бриуля, Императором стал Асальтор Второй Древний, в возрасте ста двух лет. После этого, Князья Атегаттские чаще других становились Императорами, как в Старой, так и в Новой Империи…

— Ты говоришь, монах, о том, чего я никогда раньше не слышал…

— Эту историю не знает никто, кроме долгорских монахов… Для людей остались лишь смутные легенды и предания, порой сознательно извращенные…

— Что-то подобное мне говорил Отец Семьи… Еще, он говорил о том, что люди стали другими, после того, как обрекли себя на какое-то проклятие…