Иван-царевич и С. Волк. Жар-птица - Светлана Багдерина

При виде последней он содрогнулся.

— Нет, — твердо заявил Иванушка. — Птица — моя. И клетка моя. И я не хочу оставлять то, что принадлежит мне по праву.

— И чего я такой добрый? — вздохнул Сергий. — Другой бы на моем месте уже сделал с тобой то же самое, что ты сотворил с их величествами, засунул птицу в мешок, погрузил вас обоих на коня, и был таков. А я тебя тут уговариваю…

И тут Ивана осенило.

— Сергий, ты, конечно, во всем прав, как всегда, — хитро улыбнулся царевич, — но, видишь ли, если мы по дворцу понесем птицу в мешке, а не в клетке, всем будет интересно, почему…

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — проворчал Серый, еще раз вздохнул, но спорить больше не стал. — Пошли. Один-то поднимешь? Хотя, чего я спрашиваю? Птица — твоя. И клетка твоя. А мешок я все-таки на всякий случай прихвачу.

Пройдя метров тридцать по коридору, царевич начал жалеть о принятом под влиянием гордынюшки решении. Еще метров через двадцать — начал жалеть очень сильно. Еще десять метров — и он был готов бросить все — и клетку, и птицу, и меч, и шляпу, и даже сапоги — ему стало казаться, что каждый его шаг глубоко впечатывается в каменный пол дворца, а руки скоро вытянутся до колен, а потом просто оторвутся.

— Не тяжело? — через плечо поинтересовался Волк.

— Нчгостршного, — предсмертным хрипом вырвалось между сведенных судорогой зубов Ивана.

— Эй, человек, — подобно гипнотизеру, Серый щелкнул пальцами перед носом проходящего мимо слуги.

— Чего изволите? — склонился тот.

— Его высочество хочет поправить перевязь. Подержи пока клетку, будь любезен.

— Будет исполнено.

— А теперь неси ее за нами вниз, к коновязи.

«Как все просто», — с завистью подумал медленно приходящий в себя Иванушка. — «Почему у меня так не получается? Я же столько книг прочитал, это ведь я должен всякие штуки первым придумывать. Ну, или вспоминать из книжек. У меня же опыт! Правда, чужой. Но ведь говорят, что дураки учатся на своих ошибках, а умные на чужих. Ну и с опытом — то же самое, я полагаю. Ведь на самом деле все просто. Надо просто целенаправленно попытаться применить накопленные знания на практике. Вот, например, сейчас. Ведь наверняка можно вспомнить что-нибудь такое, из сокровищницы мировой тактики, до чего Сергий бы сам не додумался. Ну, или не сразу. Или ему просто бы в голову такое не пришло.»

Кто-то противный и циничный глубоко внутри Ивана гнусно хихикнул: «Вот-вот. Ему бы не пришло.»

Но Иванушка, воодушевленный новой идеей, не обратил на незваного насмешника ровно никакого внимания, а погрузился в раздумья. Или воспоминания. И к тому времени, как они выехали из ворот королевского дворца, просветление нашло.

— Сергий, куда мы сейчас направляемся?

— Известно куда, — пришпорил Волк коня. — По Главному проспекту, потом налево, а в конечном итоге — к Лукоморским воротам и домой.

— У меня есть идея получше.

— Какая?

— Если за нами будет погоня, они ведь в первую очередь, естественно, к Лукоморским воротам поскачут, и по Лукоморской дороге.

— Не «если», а «когда», — поправил его друг.

— Ну да, когда.

— Ну и что?

— А то, что нам надо применить военную хитрость.

— Чево-о? — уточнил Серый.

— Военная хитрость — это когда на войне обманывают.

Подобное пояснение вряд ли когда-нибудь вошло бы в учебник военной тактики. И даже в толковый словарь. Но до Волка все равно дошло. Дошло то, что он ничего не путает, и что слова «военная хитрость» он услышал именно от Иванушки.

Услышь он их от одного из их коней, или даже от птицы, он не так удивился бы.

— …В свете всего вышеизложенного, — продолжал свою лекцию по стратегии и тактике царевич, — как советовал древнестеллинский историк и архистратиг Эпоксид, надо поступать так, чтобы враг, если ты находишься далеко, думал, что ты близко, а если…

— Извини, Иван-царевич, что прерываю столь познавательную твою историю, но за тем поворотом уже будут наши ворота. Какую… военную хитрость… хотел ты предложить?

— В свете всего вышеизложенного я предлагаю выехать из города по другой дороге, где нас ожидать и искать не будут. Например, по Шантоньской.

— Хитрость твоя, спору нет, вельми премудрая, Иванушка, но так мы потеряем кучу времени! А если нас уже хватились?

— Они не будут искать нас ТАМ! Сергий! Это проверенный временем тактический ход, впервые примененный три тысячи лет назад самим великим…

— А ты уверен, что Шарлемань не читал этой книжки?

— Сергий, да какой же ты скептик! Ну хоть раз доверь мне сделать так, как я считаю нужным! Ты увидишь! Поворачиваем!

И он, не дожидаясь ответа друга, развернул коня так, что тот сшиб крупом торговку яблоками вместе с ее лотком, извинился, сделал попытку объехать рассыпавшиеся фрукты, передавил половину, еще раз извинился, своротил пару ярко раскрашенных киосков, и, не дожидаясь, пока проклятия их владельцев, заглушаемые пока звоном разбивающегося стекла, долетят до его ушей, пришпорил наконец своего скакуна и галопом вылетел на знаменитую улицу Слесарей.

Еще через полчаса бешеной скачки по городу наши всадники вылетели на Шантоньскую улицу, длинную, прямую и узкую, как исполинское копье. Стража у ворот, похоже, заметила их и узнала.

— Это они!

— Точно!

— Сам вижу!

— Счастливого пути, сэр Сергий!

— Приезжайте к нам еще!

— Э-ге-гей!!!

Но вдруг что-то случилось.

Как часто и всегда не к месту случается это «что-то», и почему-то постоянно именно вдруг! Вдумчивый человек, склонный к умозаключениям, наверняка вывел бы какое-нибудь новое правило, или открыл бы всемирный закон, который бы наверняка стал основополагающим законом во всей Вселенной, и который бы гласил, что когда не надо, что-то и вдруг может произойти даже с законом всемирного тяготения.

Но, по-видимому, стражник на сторожевой башне таким человеком не был. Поэтому он просто свесился через стену, рискуя оказаться внизу скорее, чем ему того хотелось бы, и заорал во все свои прокуренные легкие:

— Пыль на горизонте!!!!!

— Это шантоньцы приближаются!!!

— Шантоньцы!!!

— Которые разбили нашу армию!!!

— Враг идет!!!

— Сержант!

— Понять мост!

— Закрыть ворота!

— Опустить решетку!

Городская стража умела это делать также хорошо, как выворачивать карманы подвыпивших верноподданных его величества. И также по причине обширной практики.