Черные кувшинки - Мишель Бюсси

Комиссар приложил палец к губам.

— Тс-с! Я с секретной миссией. Подождете меня пять минут? Я скоро.

Лорантен двинулся знакомым коридором. Лилиан не посмела спрашивать, к кому он и зачем. Этот человек командовал комиссариатом на протяжении тридцати шести лет!

Бывший полицейский отметил, что краска на стенах комиссариата такая же облупленная, какой была и раньше. «Ничего не меняется! А вот и кабинет 33». Экс-комиссар достал из кармана ключ. «Откроется или нет? Все-таки двадцать лет прошло…

Сезам, откройся!

Открылся! Значит, и замки не меняли аж… ну да, с 1989 года. С другой стороны, это логично. Зачем менять замки в служебных помещениях полицейского комиссариата?» Толкая дверь, он думал о том, что его сегодняшний преемник — наверняка этакий молодой волк, знаток новейших информационных технологий, и его кабинет напичкан всевозможными гаджетами, которые сам Лорантен видел только в детективных сериалах.

На пороге комнаты он остановился и осмотрелся. На стенах висели картины импрессионистов. Писсаро, Гоген, Ренуар, Сислей, Тулуз-Лотрек. Комиссар улыбнулся. Возможно, встреча с нынешним хозяином кабинета доставила бы ему приятный сюрприз. У парня хороший вкус.

Обстановка кабинета не обманула его ожиданий. Здесь стояли компьютер, принтер и сканер. Комиссар прошелся по комнате. Настроение у него упало. Ему вдруг стало ясно, что в 2010 году в кабинете полицейского, хорошо выполняющего свою работу, должно быть пусто. Вся необходимая информация хранится на одном жестком диске. Влезать в чужой компьютер он не собирался — да и вряд ли это у него получилось бы. Доступ наверняка защищен паролем, а Лорантен почти ничего не понимал во всех этих современных штучках. Откровенно говоря, он практически не следил за последними достижениями в области криминалистики. Знал лишь, что, например, борьба с незаконной торговлей предметами искусства все больше превращается в отрасль науки. Центральное управление по борьбе с преступлениями в сфере культуры располагает гигантской электронной базой данных, в которой значится более 60 тысяч исчезнувших произведений искусства, и тесно сотрудничает с соответствующими службами США и Великобритании.

«Иные времена, иные методы работы…»

Он вышел из кабинета и вернулся в приемную.

— Лилиан, а архивы все там же? За красной дверью?

— На том же месте, комиссар! Как двадцать лет назад.

В помещение архива он проник, опять воспользовавшись старыми ключами. С ума сойти, заходи кто хочешь, бери что хочешь… Хотя он все-таки не «кто хочешь». Он все-таки полицейский, хоть и бывший. Не зря Патрисия Морваль позвонила ему. Не такая уж она дура, эта вдовушка.

Лилиан сказала правду: здесь ничего не изменилось. Дела по-прежнему хранились, рассортированные в алфавитном порядке. Старые сыщики уходят, молодые приходят, но всегда найдется кто-то, кому будет не лень расставить коробки с материалами расследований по нужным полкам. Даже в эпоху жестких дисков и флешек…

Буква «М». Морваль…

Вот она, красная коробка. Даже не особенно большая.

Лорантен снова заколебался. Он понимал, что не имеет права открывать эту коробку. Он вломился сюда без разрешения, ведомый исключительно любопытством. Он почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев — верный признак того, что в нем пробуждается давно уснувший азарт. Раз уж он здесь, грех не открыть. Он аккуратно запер за собой дверь и перенес коробку с делом на стол. Открыл и с минуту смотрел на содержимое, запоминая, что где лежит, чтобы потом убрать все на прежние места.

Лорантен рассматривал фотографии. Мертвый Жером Морваль на берегу ручья. Комиссар медленно перебирал вещественные доказательства: снимки места преступления, гипсовый отпечаток следа ноги, отчет дактилоскопической лаборатории, результаты химического анализа крови и почвы. Вот еще стопка из пяти фотографий. На каждой — один мужчина и одна женщина. Мизансцены — от платонической до скабрезной. Все женщины разные. Мужчина — один и тот же. Жером Морваль.

Комиссар Лорантен приподнял голову и прислушался. Кажется, шаги на лестнице? Нет, все тихо. Он взялся за стопку документов. Список учеников школы в Живерни. Более или менее подробные биографии лиц, связанных с убитым: Жерома и Патрисии Морваль, Жака и Стефани Дюпен, Амаду Канди, нескольких местных торговцев и соседей, искусствоведов и коллекционеров. Рукописные рапорты; практически под каждым — подпись инспектора Сильвио Бенавидиша.

Коробка почти опустела. Покалывание в пальцах стало почти нестерпимым. Осталось осмотреть совсем немного: пожелтевший рапорт жандармерии городка Паси-сюр-Эр о несчастном случае, произошедшем в 1937 году, в результате которого утонул мальчик по имени Альбер Розальба. У комиссара Лорантена задрожали руки. Он старался запомнить каждую деталь. Куда проще было бы унести все это добро с собой. Или хотя бы сделать ксерокопии.

Нет, исключено.

Ладно, не страшно. Он не без гордости отметил, что память у него все еще работает как надо.

Он пробыл в архиве больше получаса. Умница Лилиан его дождалась.

— Ну что, комиссар, нашли что искали?

— Нашел. Спасибо, Лилиан.

Комиссар Лорантен смотрел на женщину с нежностью. Он хорошо помнил тот день, когда она впервые появилась в комиссариате Вернона. Как давно это было? Да, тридцать лет назад… Он принял ее у себя, в кабинете 33. Совсем молоденькая, и двадцати пяти не было. Изящная, что среди женщин-полицейских скорее редкость.

— Лилиан, как вам новый начальник?

— Ничего, нормальный. Вы были лучше…

Какая деликатность.

— Лилиан, могу я попросить вас об услуге? Дело в том, что я ничего не смыслю в компьютерах. Вы-то с ними наверняка на «ты».

— Ну, я не знаю… Смотря что вам надо.

— Понимаете, я сейчас занимаюсь одним расследованием… Неофициально, конечно. Вы умеете пользоваться Интернетом?

Лилиан ободряюще улыбнулась.

— А я вот так и не научился, — посетовал комиссар. — Видно, слишком рано вышел на пенсию. Ни детей, ни внуков у меня нет, так что некому приобщить к прогрессу. Мне надо посмотреть один сайт, сейчас, я где-то записал…

Комиссар Лорантен порылся в карманах и извлек желтый бумажный квадратик, на котором корявым почерком было нацарапано название.

— Вот. Это сайт старых друзей. Там должно быть фото из деревни Живерни. Школьное фото. За тысяча девятьсот тридцать шестой — тридцать седьмой учебный год.

— Джеймс! Джеймс!

Фанетта миновала портомойню и побежала через пшеничное поле, на котором обычно работал Джеймс. Под мышкой она держала завернутую в коричневую бумагу картину, только что написанную на японском мостике через пруд с кувшинками.

— Джеймс!

В поле никого не было. Фанетта не видела ни мольбертов, ни возвышающейся над колосьями соломенной шляпы. Куда подевался Джеймс? Ей так хотелось удивить американца. Показать свои радужные кувшинки, выслушать его мнение и объяснить, как она поняла его советы насчет линий схода. Она остановилась и задумчиво огляделась. Никого. Вернулась к портомойне и спрятала картину в небольшом углублении, которое давно заприметила в ее бетонном основании.