Великий Ганди. Праведник власти - Александр Владимирский

«Нет, — ответил Мотилал, — мой конец близок. Мне уже не придется увидеть родину свободной. Но я знаю, что вы на пороге победы и скоро Индия освободится от рабства».

Вице-король, заключивший тяжелобольного Мотилала Неру в тюрьму, теперь выразил вдове покойного лицемерное «искреннее соболезнование».

О минутах безутешного горя, которое переживала семья, Джавахарлал Неру писал: «Больше всего помогло моей матери и всем нам пережить этот кризис в нашей жизни присутствие Гандиджи, которое действовало на нас успокаивающе и целительно». Эти печальные дни Ганди провел с семьей Неру.

После церемонии похорон Мотилала Неру, чье тело было кремировано на берегу священного Ганга, Ганди приехал в Дели.

В день смерти Мотилала Неру в Аллахабад также прибыла группа участников конференции круглого стола. Ее представитель от Индии Састри уверял Ганди, что индийские либералы всегда выступали за сотрудничество с конгрессом, ибо они тоже стремятся к освобождению Индии. Им удалось убедить Ганди начать с лордом Ирвином «прямые и честные переговоры».

Переговоры между Ганди и вице-королем начались 17 февраля 1931 года. Ганди вел с ним непринужденную беседу.

Лорд Ирвин предложил гостю чашку чая. «Спасибо», — сказал Ганди и достал из свертка бумажный пакетик с солью. Улыбаясь, он добавил: «Я брошу щепотку соли в свой чай, чтобы напомнить об известном бостонском чаепитии». Соль в Индии, как в свое время чай в Америке, стала символом протеста против колониальной политики Англии. Ирвин в ответ тоже улыбнулся.

Эта встреча вчерашнего узника с вице-королем возмутила Черчилля, оскорбленного «отвратительным и унизительным зрелищем, когда этот полуобнаженный смутьян-факир поднимался по ступенькам дворца, чтобы вести переговоры на равных с представителем короля-императора». Но с «полуголым факиром» приходилось считаться, поскольку одно его слово или жест приводили в движение десятки миллионов индийцев.

Барон Ирвин же воспринял это свидание с Ганди как «глубоко драматичную личную встречу между вице-королем и индийским лидером».

Ганди оставался невозмутимым, не реагирую на брань и оскорбления в свой адрес (а ее в британских газетах было немало). Он считал очень опасным в образе Англии видеть исключительно врага. Такой подход делал бы невозможным принятие компромиссных или переходных решений. Ганди не хотел допустить, чтобы стремление Индии к независимости превратилось в слепую ненависть к английскому народу.

Ирвин постарался добиться от Ганди согласия на участие конгресса во втором раунде конференции круглого стола в Лондоне. Согласиться на это индийскому вождю было непросто, тем более что месяцем ранее рабочий комитет конгресса подтвердил свое негативное отношение к лондонской конференции. Но с другой стороны, Ганди чувствовал, что кампания гражданского неповиновения идет на спад, так как массы устали.

Ганди затягивал переговоры и, объявляя дни молчания, размышлял о судьбах движения и о том, как может повлиять на него компромисс с Ирвином. И все больше склонялся к необходимости ехать в Лондон. В случае провала конференции, что почти наверняка произойдет, индийцы убедятся, что все средства достижения компромисса исчерпаны и что остается только проведение сатьяграхи в национальном масштабе.

Рискуя вызвать раздражение Лондона, Ирвин все же пошел на некоторые уступки Ганди. А вот Джавахарлал Неру высказывался против соглашения с Ирвином. Другие руководители конгресса готовы были принять любое решение Ганди, доверяя его опыту и интуиции.

4 марта 1931 года было подписано соглашение, которое стало известно как пакт Ганди — Ирвина. Кое-кто в ИНК заговорил о капитуляции Ганди. В Лондоне же видели в соглашении свою победу. Но просчитались.

Ирвин добился отмены бойкота колониальной администрации. Конгрессистам, однако, было теперь позволено вести среди населения пропаганду за независимость страны, разрешались также мирное пикетирование и демонстрации. Была объявлена всеобщая амнистия политических заключенных, отменена монополия на соль, а конгресс был признан официальной политической партией. Вопроса об участии представителей ИНК в работе конференции круглого стола подлежал дополнительному обсуждению, но чувствовалось, что Ганди склонен принять приглашение участвовать в конференции.

Для Джавахарлала Неру заключение соглашения стало трагедией. «Разве для этого наш народ в течение года проявлял такое мужество? — с горечью спрашивал он. — Неужели этим должны были кончиться наши славные слова и дела? А как же быть с резолюцией конгресса о независимости, с клятвой, данной 26 января и столь часто повторяемой?» Как вспоминал Неру, на душе у него было пусто.

Ганди знал, что возможности вице-короля ограничены, поскольку основные политические решения принимаются в Лондоне. Он говорил: «Я молю Бога, чтобы дружба, к которой стремится такой договор, стала постоянной». Важным итогом Махатма считал то, что сохранил за собой и конгрессом право в любой момент возобновить кампанию несотрудничества. Соглашение с Ирвином Ганди рассматривал только как временное урегулирование. Подписывая соглашение с Ганди, колониальные власти тем самым признавали легальность освободительного движения. Находившийся в это время в Индии и неоднократно встречавшийся с Ганди корреспондент американской газеты «Чикаго трибюн» Уильям Ширер отметил: «Отныне вопрос стоял не о том, пожелают ли англичане предоставить Индии независимость, а о том, как и когда они это сделают».

Выступая после подписания делийского пакта на многочисленных пресс-конференциях и давая интервью, Ганди подчеркивал, что конгресс будет отстаивать право Индии на полную независимость, добиваться «пурна свараджа». Когда Ширер спросил Ганди, считает ли он достигнутое своей победой, тот ответил: «Невозможно и не умно говорить, какая из сторон одержала победу в результате мирных переговоров. Если и имеется какая-то победа, то я должен сказать, что она принадлежит обеим сторонам. Индийский национальный конгресс не вымаливал победы. У конгресса есть ясная цель — независимость, ни о какой победе не может быть и речи, пока эта цель не будет достигнута». Ганди вновь посетил лорда Ирвина и заявил, что если конгресс пошлет своего представителя на конференцию круглого стола в Лондон, то лишь для того, чтобы поставить вопрос о независимости.

Разветвленная по всей стране организация конгресса выполнила новую установку своего вождя. Кампания гражданского неповиновения так же внезапно утихла, как и началась. Никто из конгрессистов не рискнул не подчиниться Ганди.

Очередная сессия конгресса прошла 31 марта 1931 года в Карачи. Председательствовал на сессии Валлабхаи Патель, но, как всегда, решающую роль играл Махатма. Без его участия и решающего слова не обсуждался ни один вопрос.

Делийский пакт был одобрен подавляющим большинством голосов. Его поддержал и Джавахарлал Неру. Взвесив все «за» и «против» соглашения, он решил, что к февралю 1931 года правительство было готово потопить в крови участников сатьяграхи. Но власти предпочли урегулирование путем соглашения вместо новых кровавых побоищ.

В Карачи была впервые принята резолюция об экономической политике конгресса, призывавшая к национализации основных отраслей промышленности, облегчению участи эксплуатируемых и ограничению доходов богатых. В связи с этой резолюцией правительственные газеты начали распространять слухи о том, что она была куплена «красным золотом Москвы». Высмеивая эти спекуляции, Неру утверждал, что «это отнюдь не был социализм, и капиталистическое государство легко могло бы принять почти все содержащееся в этой резолюции». При этом он заметил, что если бы коммунисты ознакомились с ней, то несомненно заявили бы, что «она представляет собой типичный продукт буржуазно-реформистского мышления». Отверг Неру и идею о том, что между ним и Ганди была заключена сделка, а экономическая резолюция стала платой за одобрение Неру делийского пакта. «Мысль о том, что я мог бы предъявить Ганди ультиматум или торговаться с ним, кажется мне чудовищной. Мы можем приноравливаться друг к другу или можем расходиться по какому-либо конкретному вопросу, но в наших взаимоотношениях никогда не может быть базарных методов».