Медаль за город Вашингтон - Александр Михайловский

Я вошел в дверь и увидел Кейлеба, сидящего за столиком рядом со шкафом с ячейками, в которых виднелись конверты. Рядом с ним лежал полупустой мешок из рогожи – наверное, для исходящей почты. Увидев меня, он ойкнул, но затем лицо его приняло неприветливое выражение.

– Здравствуйте, сенатор. Чем обязан?

– Не мог бы ты меня приютить на какое-то время? Меня и моего слугу.

На Джимми Кейлеб посмотрел еще более неприязненно – решив, наверное, что я и с ним… впрочем, бывало и такое – вот как вчера ночью, когда я долго не мог заснуть. Впрочем, Кейлеба это не касалось.

– Видишь ли, Джон… тут могут не понять.

– Дай хоть заночевать у тебя три-четыре ночи… Мне очень надо.

– Очень надо, говоришь? А почему?

– Мне пришлось срочно покинуть Вашингтон. Я заплачу, ты не бойся. А потом, когда все уляжется, переберусь в Пенсильванию.

– Ладно. Только… по отдельности.

– Не проблема, – понял я его намек.

– И за… сто долларов.

– Пятьдесят, – произнес я твердо, хотя заплатил бы и сто, лишь бы оказаться в безопасности. Хотя, конечно, наглость этого мерзавца была невероятная: Кейлеб был мне не просто знакомым, да и заночевать у незнакомца в деревне стоило, как правило, не более четверти доллара за ночь.

– И вперед. Это за три ночи. Каждая дополнительная – еще по… двадцать.

– Хорошо, – вздохнул я и протянул ему одну из купюр, которые я заранее заготовил для подкупа людей на заставах. Вот только кто ж мог подумать, что мне эти деньги понадобятся здесь.

Кейлеб не спеша отпер один из ящиков, сунул туда банкноту, запер ящик вновь, встал из-за стола и повел нас вглубь. Джимми он завел в сырое полуподвальное помещение, а меня – этажом выше. Выделенные мне апартаменты когда-то, наверное, были детской спальней, вот только не было у Кейлеба отродясь ни жены, ни детей. Два топчана, один шкаф, явно квакерской работы. Мебель была добротная, но облупившаяся и вся в пыли.

– Жил здесь ребенком. Если тебе надо, – он подчеркнул слово «надо», – то белье – в том сундуке. И еще… – тут он замялся и сально осклабился: – Я – здесь, рядом с тобой, – и показал на дверь соседней комнаты. «Понятно зачем», – подумал я.

– Устраивайся пока, а мне нужно обратно в офис. И не выходи из дома. Да, вот еще что. Я бы очень не хотел, чтобы ты виделся с… этим.

– Это мой слуга, он мне нужен.

– Вот когда отъедешь, тогда и увидитесь. Не раньше, – в голосе у него прорезались нотки, как у моей Луизы, когда она интересовалась, где это я был допоздна. Хотя, если честно, у меня сложилось впечатление, что и у нее были, скажем так, увлечения на стороне. Вот только никаких доказательств у меня не было.

На полках над небольшим столиком были Библия и какие-то квакерские книги для молодежи – ни единого романа. Я от нечего делать взял Священное Писание, открыл его наугад, но первое, что я увидел, была книга Левита, глава 18, стих 22: «Не ложись с мужчиной, как с женщиной; это мерзость».

Я захлопнул Священное Писание – настроение у меня испортилось окончательно. Вскоре Кейлеб принес мне хлеба и ветчины, а также кувшинчик весьма скверного пива. Наевшись и напившись, я почувствовал, что меня сморило, улегся, не раздеваясь, на один из топчанов и заснул.

Разбудили меня скрип дверных петель и визгливый голос Кейлеба:

– Вот он! Хватайте его!

В комнату вошло несколько человек в синей форме и в кавалерийских шляпах. Первый из них – видимо, старший – подошел ко мне и торжественно объявил:

– Сенатор Паттерсон, вы арестованы по подозрению в совершении серьезных преступлений и проступков. Эй, кто-нибудь, свяжите ему руки.

22 (10) августа 1878 года. Бруквилл, Мэриленд

Бригадный генерал Иван Васильевич Турчанинов, известный также как Джон Бейзил Тёрчин

Мой отряд добрался до своего нового пункта дислокации всего за три часа. Во время пути я расспрашивал господина Леонтьева о том, что произошло за последние несколько месяцев в мире, а главное – о югороссах, которые казались мне героями эпических сказаний. В самом деле, у них были и ковры-самолеты, и самодвижущиеся боевые повозки, изрыгающие огонь, и своего рода «мечи-кладенцы», с помощью которых эти былинные витязи истребляли своих врагов.

Евгений Максимович посмеялся, услышав мои слова, а потом сказал, что югороссы – люди как люди, чем-то похожие на нас, а чем-то и нет.

– Понимаешь, Иван Васильевич, – произнес Леонтьев, – по-русски они говорят почти так же, как и мы, но часто в их речи встречаются словечки, которые нам незнакомы. Но не это у них главное отличие. Нет у югороссов нашей созерцательности и расслабленности. Они живут, если так можно выразиться, словно все время куда-то спешат. Решают быстро и делают все быстро. Вот этому у них стоит поучиться.

– Как американцы? – спросил я.

– Нет, – покачал головой Леонтьев, – американцы быстро соображают, когда дело касается прибыли. Да и американцы американцам рознь. Среди них встречаются такие, которые будто спят на ходу. А югороссы просто живут в таком темпе, они привыкли к нему и считают, что так и должно быть.

– Занятно… – я прикинул, что с этими самыми югороссами мне, пожалуй, будет не так-то просто иметь дело. Ну, ничего, если милейший Евгений Максимович нашел с ними общий язык, то, как мне кажется, и я сумею это сделать.

Так, за разговорами, мы не заметили, как добрались до Бруквилла. Но там нас ожидала не самая радостная новость. Рядом с этим селением расположен городок чуть побольше – Сэнди-Спринг, также населенный квакерами. Во время Мятежа – или, как его называют мои южные друзья, Войны Северной агрессии – мэрилендские квакеры были практически единственными, кто сразу поддержал Север, ведь они всегда выступали за освобождение рабов и сами рабским трудом не пользовались. Но в самом начале того, что наши враги именуют Второй Реконструкцией, через город прошли части 75-го Цветного полка. Они принялись за обычные свои геройства, и хоть их художества быстро пресекло их командование, случившегося хватило, чтобы до глубины души возмутить и миролюбивых квакеров. Поэтому разведка, которую мы выслали еще позавчера, отметила, что ни в Бруквилле, ни в соседнем Сэнди-Спринг нет солдат янки, зато симпатии населения теперь на нашей стороне.

На всякий случай с утра и туда, и туда были высланы передовые отряды. В Бруквилле все прошло гладко, а вот в Сэнди-Спринг как раз вошел кавалерийский эскадрон янки. Посланная мною туда Первая цветная рота под командованием Эзры Джонсона приняла бой, и если бы не Аннаполисская рота капитана Льюиса, поспешившая им на помощь из Бруквилла, их бы уничтожили полностью. Впрочем, и так из состава роты выжили лишь семеро раненых, некоторые, включая самого Эзру, тяжело. Зато и янки были разгромлены целиком и полностью. Скрашивало эту грустную весть лишь то, что у Льюиса, сумевшего весьма грамотно построить бой, не погиб ни один человек, да и раненые все захотели – и смогли – остаться в строю.