Взрывная Шипучка - Амалия Март

— Из-за дурацкого дня рождения? — не унимается она.

— Ты даже не слышишь меня, — потираю лоб, собираясь с мыслями. Это сложнее, чем я думал. — Пока все не зашло дальше…

— Поздно! — выпаливает она.

— Что?

— Я говорю: слишком поздно. Все зашло дальше некуда. Я люблю тебя. Тебе от меня так просто не избавиться.

Ее слова сжимают горло. Как пули, выброшенные короткой обоймой, пронзают грудную клетку, застревают внутри, вызывая нестерпимое жжение.

Она явно не ведает, что говорит. Разве можно… за такой короткий срок?

Смотрю на высокую девчонку с дикими волосами, на ее стройное гибкое тело, на блестящие глаза, почти черные в ночи, и не верю. Не может она любить меня. Это все юношеский максимализм, гормоны, эмоции. Она, может, даже не знает, что это за слово такое "любовь". С чем его едят, как сервируют, как она откликается и какие последствия на себе несёт. И как больно, когда она проходит. Может, она влюбляется в каждого, кто встречается ей на пути, может, со всеми без разбора флиртует, может, просто подыскивает выгодную партию. Я же ничего о ней не знаю!

Только то, какая она взрывная, яркая, искренняя. Свежий бриз среди душного города. Вспышка света посреди темного неба. Нет, про выгоду это не правда. Я просто пытаюсь найти себе оправдание, чтобы не отвечать ей. Она наивный ребенок, все еще верящий в сказки, а я…

Я молчу очень долго. На нее больше не смотрю, устремляю взгляд на черное небо, сплошь покрытое звездами. Выискиваю самую яркую и невольно сравниваю с Майей. Настолько же сильно выделяющейся среди миллионов тусклых аналогов. И что мне делать с тобой, звезда?

— Я знаю, ты пока… не любишь меня, — подаёт голос моя звезда. Она делает робкий шаг ко мне и ещё один, и ещё. Крадётся неспешно, вглядываясь в мои глаза, прощупывая реакцию. — Но может… — она запинается, оказываясь возле меня. — Если ты дашь нам шанс… Будет не важно, что я такая глупая.

Кладет голову мне на плечо, ладонь на шею и проходится пальчиками по затылку, вызывая покалывание в позвонках. Я каменею, не в силах вымолвить слова или пошевелиться.

— Самая настоящая бестолочь! — продолжает тихо нашептывать мне на ухо, утыкается носом мне в щеку. — Ты научишь меня, как быть мудрее, как быть идеальной для тебя. И я все сделаю, слышишь, все сделаю, чтобы ты был счастлив. Готовить научусь, кота твоего адского приручу, никогда больше не буду встречаться с друзьями, если тебе это не нравится! Только пожалуйста, пожалуйста, не отталкивай меня.

От ее тихого голоса, искренности и нежности я умираю. Метафорически или натурально мне не понять. Сердце стучит так часто и громко, что я боюсь не выдержать этого напора. Как у мальчишки потеют ладони, пересыхает во рту, сбивается дыхание. Приступ нежности окатывает с такой силой, что я прижимаю Майю к себе, буквально вдавливая в свое тело. Кладу руку на ее изящную спину, прохожусь пальцами по позвонкам, вдыхаю неизменно сопровождающий ее тропический запах и прикасаюсь губами к виску.

— Ты и так идеальна, — шепчу против воли.

Надо бы оттолкнуть ее, отпустить. Ну, разве я вправе удерживать ее возле себя, будучи не уверенным, что из этого что-то выйдет? Но я не могу.

Никто никогда не хотел для меня меняться, никто не предлагал вот так запросто стать тем, кто мне нужен. Каждый кричал: принимай как есть или не принимай совсем. Но, как мне теперь известно, это не работает. Так может ли сработать с этой хрупкой девочкой, совсем-совсем не подходящей мне, но сумевшей вызвать такие эмоции?

— Я люблю тебя. Люблю, — горячий шепот, серия коротких поцелуев по щеке. Ловлю ее губы своими, чувствую легкую дрожь, которая передается и мне.

Могу вечно слушать эти слова. Их было так мало в моей жизни. Дефицит. И я изголодался.

Пускай, она не ведает, что говорит. Пускай я не в силах ей ответить взаимностью. Пускай у нас так мало шансов на удачный исход. Я ни за что не откажусь от этих трёх слов. Не сегодня.

— Эй, Май! — разносится пьяное позади нас.

Сжимаю кулаки, изо всех сил сдерживая желание размазать слизняка, посмевшего покушаться на мою Шипучку, по асфальту. Майя оборачивается и хмурится, глядя на своего дружка.

— Чего тебе, Морозов? — раздраженно кидает она.

— Так это что ж, не твой папашка? — таращит глаза щуплый засранец.

— Это мой парень. Разве я не предупреждала, что он огромный, как медведь?

Пацан делает несколько неуверенных шагов к нам, вставая ровно под фонарь, чем открывает занимательный вид на свою презрительную мину.

— Так это не папаша, а папик! Не ожидал от тебя такого, Майка, — присвистывает он. — Что ж ты сегодня об мои колени терлась, у этого не стоит? У него только кошелёк толстый?

Шипучка гневно раздувает ноздри, того и гляди взорвется. Я не даю ей такого шанса. Выбрасываю руку и точным движением укладываю пацана на асфальт.

Тот громко стонет, сжимая нос. Хватаю Майю за руку и увожу к дороге. Там по обыкновению рядком стоят бомбилы. Запихиваю слабо сопротивляющееся тело в машину и называю свой адрес. В крови гуляет адреналин, пополам с гневом.

— У меня завтра утренник, костюм дома, — слабо пищит Шипучка.

Беззвучно выругиваюсь и велю водителю разворачиваться. Кровь приливает к голове, глухо стучит в ушах. Не уйди мы оттуда, на асфальте осталось бы только пятно, а не корчащийся от боли имбецил. На Майю даже смотреть не могу. Значит, она ещё и на коленях успела поскакать…

И после всего этого говорит мне такие слова!

Шипучка, словно чувствуя мой настрой, вжалась в сидение машины и молчит. Даже не шевелится. Когда подъезжаем к ее дому, выходит безропотно, в квартиру поднимается беззвучно. В темном коридоре их облезлой однушки застывает, словно ожидая приговора.

Да, звезда моя, ты накосячила.

Кладу руки на пряжку ремня, с громким щелчком расстегиваю ее.

— Что ты делаешь? — хрипло спрашивает Майя.

— Берусь за твое воспитание.

— Всё-таки решил заделаться папашей? — язвит она.

— Ещё слово, Майя, и клянусь, ты месяц сидеть не сможешь.

Вытягиваю ремень из шлевок, и глаза девчонки округляются. Она делает несколько шагов назад и оказывается прямо возле расстеленной кровати.

— Ты же не серьезно? — дрожит, боится.

— А ты серьезно терлась об коленки своего дружка? Серьезно танцевала на столе, серьезно позволила ему…

— Я же просто веселилась! — раздраженно выдыхает она.

— Твой приятель так не посчитал!

— Я буду сопротивляться! — вскакивает на кровать, выставляет перед собой подушку.

— От меня не убежишь, — наступаю на нее, ловлю руками за запястья, но она выкручивается.

Ныряет мне под руку и оказывается на другой стороне комнаты. Неспешно наступаю на нее. Гнев давно улетучился, раздражение спало. Меня веселит наша игра.