И грянул в Хренодерках гром... - Татьяна Андрианова

Леший скрывать очевидное не стал. Все боятся. Только дуракам страх не ведом вовсе, но на то они и дураки. Может, еще и блаженным, но их Всевышний хранит, тем и живы.

— От такого монстра у любого коленки дрогнут, — не теряя достоинства, молвил он. — Гляди, какие рога отрастил. На такие, пожалуй, медведя матерого вздернуть можно. А я росточком куда меньше топтыгина уродился.

Хозяин вод довольно ухмыльнулся в окладистую зеленую бороду. Чего греха таить, приданое озерная дева привела богатое, не нищенка чай. Но и он не лыком шит — год от года приумножал полученное, хранил, берег, холил и лелеял. За каждым животным смотрел лучше, чем за дочерьми родными. Взял он сучковатую руку лешего, положил на массивную, но вместе с этим точеную морду быка.

— Вот, — сказал, — знакомьтесь, значит.

Вяз Дубрович прижал длань крепко, прислушался к ощущениям. Ровно мурашки побежали по телу, покалывая.

— Идите уже, — одобрительно хмыкнул хозяин вод. — У вас еще дел много.

— Мне бы веревку какую, — искательно попросил леший. Видно было, что ему неудобно сознаваться в своей забывчивости. — Дома свою оставил, — пояснил он, потупившись.

— Не нужна она тебе. Так бык пойдет.

— Прямо так? — восхитился животным леший. — А в ярмо?

— И в ярмо сам, — подтвердил водяной, чем поверг Вяза Дубровича в еще больший восторг.

Надо же, тварь бессловесная, а такое разумение имеет! Он нежно погладил подставленную морду и поблагодарил водяного за услугу. Бык благодарно лизнул шершавым языком.

— Когда закончите, быка просто отпусти. Он сам дорогу к стаду найдет.

Вяз Дубрович представил, как это чудо чудное может обидеть какая-нибудь местная хищная тварь, и покачал головой.

— Нет. Лучше я сам провожу его к озеру. Так безопасней. А там кто-нибудь из твоих дочерей отведет его к родному гурту.

Водяной пожал массивными плечами. Он явно сомневался в том, что в лесу с животным такого размера может произойти что-нибудь дурное, но протестовать не стал.

— Дело твое, — сказал хозяин вод, глядя в спину лешему, прежде чем тот исчез за мрачной стеной деревьев ночного леса.

Выждав несколько секунд, бык двинулся следом, словно шел сам по себе.

Флоднег и Т дождались темноты, наскоро поужинали, чем всевышний послал (а послал он очень скудную трапезу, видимо, считая, что на ночь есть вредно), и стали устраиваться на ночлег. Оба пребывали в дурном расположении духа по нескольким причинам разом, но главной из них была невозможность уйти с этого места, потому что ученик Флоднега, Намурас, обещал прислать ошейники подчинения, но не выполнил обещания. Маги ждали.

— Когда я учился в Академии магии, — с ностальгическими нотками в голосе начал повествование полуэльф, — ученики были более обязательны в плане выполнения заданий наставника.

Флоднег, который тщетно пытался угнездиться на лапнике, прекрасно понял, что камень брошен в огород Намураса, а значит, и в его огород тоже.

— Да уж, — скептически хмыкнул он, взбивая хвойные ветки на манер перины. Впрочем, сей подвиг трансформации ему не удался. Сколько лапник ни пуши, приличного тюфяка не получишь. — Особенно ты был сама исполнительность. Тебе напомнить, как на третьем курсе завхоз уехал на свадьбу, а тебе поручили приобрести для кафедры зельеварения некоторые травы? Видите ли, полуэльфы зело сведущи в растениях и их никто не надует. Ага, только забыли упомянуть, что полуэльфы сами кого хочешь надуют.

— Ну зачем ты так? — примирительно молвил Т, досадливо морщась от неприятных воспоминаний.

Дело действительно имело место быть. Адепту третьего курса Титиалалликецу, которого, к слову, редко о чем-либо спрашивали на уроках из-за практически непроизносимого имени (а папа студиозуса как-никак высокорожденный лорд и может расстроиться, узнав о том, как зверски коверкают его имя все кому не лень), выдали некоторую сумму. Деньги выдали в туго затянутом и опечатанном заклинанием кошеле и, облеченного доверием, торжественно проводили. И даже прослезились, видя, как высокая худощавая фигура в мантии-балахоне исчезает за воротами альма-матер. И Т пропал. Искали его всей академией, привлекали к работе факультет ясновидящих, но только всех запутали, так как адепты факультета разразились многочисленными противоречивыми предсказаниями, заставив всех, от учеников до профессоров, прочесать Шепатур трижды (всякому известно, что тройка счастливое число), включая таверны и бордели. Тут уж ряды поисковиков значительно поредели, теряя членов в заведениях в зависимости от интересов. Просили наставников с вервольфами, но оборотни сначала бестолково метались вокруг академии кругами, а потом дружно уселись на хвосты и завыли, как по покойнику. Магический поиск, для которого призвали даже членов магического совета, тоже прошел впустую.

Адепта торжественно оплакали, родственникам выразили свои соболезнования, на кафедре боевых магов толкнули долгую прочувствованную речь о том, как же тяжело терять талантливых товарищей, которые гибнут в лапах бессовестной нежити и нечисти. Зал рыдал. Дружно обещали мстить до последней капли крови (желательно не своей, а нежити). Портрет невинно убиенного полуэльфа занял место в холле академии. Правда, друзья узнали, что изображен именно Т только по каллиграфической подписи непосредственно под портретом. Флоднег сильно подозревал, что сию мазню приобрели по случаю на какой-то барахолке, и так как изображенный мужик в доспехах отдаленно напоминал покойного, повесили его, благополучно пропив гонорар живописцу в ближайшей таверне.

Все бы ничего, но через три месяца Т вернулся. Похудевший, с заострившимися чертами и без того худого лица, плохо промытой шевелюрой, живописными фингалами под каждым глазом, пьяный в дым и совершенно без денег. Но это точно был он. Друзья и просто сокурсники обрадовались, не давая ему прохода, как новоявленной легенде. Вернувшийся со свадьбы завхоз огорчился, так как нужно было ставить возвращенца на довольствие, а его порция благополучно уносилась домой самим завхозом, отчаянно мухлевавшим с отчетами.

Но глупо думать, что альма-матер распахнула свои всепрощающие объятия для блудного сына, позволив загулявшему адепту излить слезы раскаяния на своем плече, с доброй улыбкой осушила непрошеную влагу на глазах и отправила с благословением на уроки грызть гранит науки. Разумеется, нет. Т допросили деканы всех факультетов поочередно, затем ректор, затем все члены магического совета. Но ни одно, даже самое изощренное и глубокое сканирование не смогло пролить свет на тайну, почему сбившегося с верного пути адепта нельзя было обнаружить ни одним способом поиска. Сам Т скромно умалчивал о том, где его, собственно, носило столько времени и куда подевались выданные под отчет средства, ссылаясь на внезапно поразившую его амнезию. Мол, шел за травами, как велели, упал, очнулся весь побитый и без денег. Вернулся в академию за помощью, а здесь его портрет висит с траурной ленточкой и надписью: «Скорбим и помним. Ты всегда будешь жить в наших сердцах».

В конце концов, лишняя шумиха магам надоела. На Т записали долг, который он вынужден будет отдать после выпуска из академии вместе с процентами. (Он отдал раньше. По слухам, кошель благоухал изысканными женскими духами и был сделан из дорогой кожи.) Затем заставили экстренно вызубрить пройденный материал, сдать экзамены и со скрипом перевели на следующий курс. На этом история с походом за травами и закончилась. Правда, ходили упорные слухи, что на самом деле адепта похищали драконы и проводили над ним ужасные эксперименты, но сами драконы подобный факт отрицали и даже прислали королю Рансильвании ноту протеста, требуя твердой рукой пресечь гнусные сплетни, порочащие их как вид.