1974: Сезон в аду - Дэвид Пис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и что?
— Кончай, Джек.
— Где он работал? — спросил Хадден Джека, глядя на меня.
— В фотолаборатории. Проявлял пленки.
В голове у меня зашумело, перед глазами поплыли школьные фотопортреты маленьких девочек.
— У тебя такое ощущение, что тут что-то не так, да?
— Да, — прошептал я.
— Я понимаю: тебе просто не хочется, чтобы это был он.
— Да.
Джек наклонился вперед.
— Я тоже был таким. Работаешь-работаешь, столько всего накопаешь, а оно все никак не складывается.
— Да, — пробормотал я, плывя в белом грузовом фургоне, покрытом фотографиями маленьких улыбающихся светловолосых мертвецов.
— Это — горькая пилюля. Но его поймали.
— Да уж.
— Ничего, привыкнешь, — подмигнул Джек и встал пошатываясь. — До завтра.
— Да, Джек, спасибо, — сказал Хадден.
— Большой день, а? — сказал Джек, закрывая за собой дверь.
— Ага, — машинально сказал я.
В комнате воцарилась тишина; здесь все еще пахло Джеком и перегаром. Через несколько секунд я сказал:
— И что же теперь?
— Я хочу, чтобы ты собрал побочный материал по этому Мышкину. В принципе дело передано в суд, но раз уж он сознался и находится под арестом, то нам ничего не мешает.
— Когда вы собираетесь опубликовать его имя?
— Завтра.
— Кто будет писать о судебном процессе?
— Джек возьмет на себя и слушания и пресс-конференцию.
— Он будет заниматься и тем и другим?
— Ну, ты тоже можешь сходить, но я думал, что из-за похорон и всего остального…
— Похорон? Каких похорон?
Хадден посмотрел на меня поверх очков.
— Завтра похороны Барри.
Я пялился на рождественскую открытку, стоявшую на его столе. На ней был нарисован теплый освещенный коттедж в заснеженном лесу.
— Черт, я совсем забыл, — прошептал я.
— Во сколько похороны?
— В одиннадцать. Крематорий Дюйсбери.
Я встал, все мои конечности ослабли под тяжестью мертвой крови. Я пошел по морскому дну к двери. Хадден поднял глаза от леса поздравительных открыток и тихо спросил:
— А почему ты был так уверен в том, что это — Джеймс Ашворт?
— Я не был в этом уверен, — сказал я и закрыл за собой дверь.
Пол Келли сидел на краю моего стола.
— Наша Пола звонила тебе уже несколько раз.
— Да?
— Эдди, что происходит?
— Ничего.
— Ничего?
— Она позвонила мне. Мол, ты рассказал ей, что я ходил к этой женщине, Мэнди Уаймер.
— Оставь ее в покое, Эдди.
Два часа непрерывной черной работы помножить на нерабочую правую руку — итого четыре. Я расшифровывал свои записи по делу Сьюзан Ридьярд для большой статьи Джека Уайтхеда, умалчивая о своих встречах с Полой Гарланд.
Джек, миссис Гарланд не желает говорить об исчезновении своей дочери. Пол Келли (троюродный брат, и сотрудник этой газеты) попросил нас принять это во внимание и оставить ее в покое.
Яснял трубку и набрал номер.
На втором гудке:
— Алло, Эдвард?
— Да.
— Ты где?
— На работе.
— Когда ты вернешься?
— Меня снова предупредили, чтобы я держался от тебя подальше.
— Кто?
— Ваш Пол.
— Прости. Он хочет как лучше.
— Я знаю, и он прав.
— Эдвард, я…
— Я позвоню тебе завтра.
— Ты пойдешь в суд?
В офисе никого, кроме меня, не было, и я ответил:
— Да.
— Это он, да?
— Да, похоже, что он.
— Пожалуйста, приезжай.
— Я не могу.
— Ну пожалуйста.
— Я позвоню завтра, я обещаю. Мне надо идти.
Связь прервалась, мой желудок свело судорогой.
Я держал свою голову руками — здоровой и больной. Обе пахли Полой и больницей.
Я лежал в темноте на полу комнаты 27 и думал о женщинах.
На стоянке — приезжали и уезжали грузовики, от света их фар по комнате танцевали тени-скелеты.
Я лежал на животе, спиной к стене, закрыв глаза, зажав руками уши и думал о девушках.
Снаружи в ночи хлопнула дверь машины.
Я вскочил, едва не выпрыгнув из собственной кожи, с воплем.
6:00
Четверг, 19 декабря 1974 года. Мать сидела в дальней комнате в кресле-качалке и смотрела на сад и серый утренний снег с дождем.
Я подал ей чашку чая и сказал:
— Я пришел за черным костюмом.
— Я тебе чистую рубашку на кровать положила, — сказала она, не отрываясь от окна и не притрагиваясь к чаю.
— Спасибо, — ответил я.
— Что за фигня у тебя с рукой? — спросил Джилман из «Манчестер ивнинг ньюс».
— Прищемил. — Я улыбнулся и сел в первом ряду.
— И похоже, не только руку, — подмигнул Том из Брэдфорда.
Штаб-квартира городской полиции Западного Йоркшира, Вуд-стрит, Уэйкфилд.
— Эй, а как там твоя девушка поживает? — со смехом спросил Джилман.
— Закройся, — прошептал я, краснея, глядя на отцовские часы: 20:30.
— А что, кто-то умер? — спросил новичок, садясь за тремя черными костюмами.
— Ага, — ответил я, не оборачиваясь.
— Черт. Прошу прощения, — пробормотал он.
— Мудило с юга, — буркнул Джилман себе под нос.
Я обернулся на телевизионные софиты:
— Жарко.
— Ты как сюда вошел? — спросил Том из Брэдфорда.
— Через главный, — ответил новичок.
— Народу много на улице?
— Да сотни, мать их.
— Вот бля.
— Имя знаете? — шепотом спросил Джилман.
— Ага, — улыбнулся я.
— А адрес? — снова спросил Джилман, довольный собой.
— Ага, — ответили мы хором.
— Черт.
— С добрым утром, дамы, — сказал Джек Уайтхед, садясь прямо сзади меня, от души меся кулаками мои плечи.