Время черной луны - Татьяна Корсакова

Лия невесело усмехнулась. Похоже, у нее появились новые привычки: шататься по ночам неизвестно где, возвращаться домой под утро и принимать душ. А еще есть… Есть хотелось так сильно, словно она неделю жила на хлебе и воде. От мыслей о хлебе в животе заурчало. Да что же это такое творится? Ладно, в магазин она сходит после душа, накупит всего побольше, потому что после ее вчерашнего налета на холодильник в доме не осталось ничего съестного. Нужно делать запасы. Вдруг есть за двоих – теперь тоже ее новая привычка.

Перед тем как отправиться в магазин, Лия долго и тщательно приводила себя в порядок, замазывала тональным кремом растекающийся по всей левой щеке синяк. Синяк уже изменил цвет с красно-фиолетового на светло-желтый, но по-прежнему был еще хорошо заметен.

В продуктовом магазине царило непривычное оживление: покупатели, в основном жители окрестных дворов, что-то активно обсуждали. Лия замерла у прилавка с выпечкой, прислушалась.

– …а второго-то, говорят, по всему пустырю с собаками искали, – громким шепотом вещала сухонькая старушка в мятой соломенной шляпке. – А он, подлюка, в овраге спрятался и, когда его нашли, орал благим матом, не хотел из своей норы вылазить. Мартыновна из двадцать пятого дома утверждала, что даже отстреливался. Но Мартыновна соврет – недорого возьмет. Не верю я, что отстреливался. Ну откуда у бомжа пистолет?! А вот что в той норе много всего ценного нашли – это правда. Я собственными ушами слышала, как наш участковый сказал, что поймали наконец душегубов, которые людей на пустыре грабили, а все награбленное в норе своей прятали! Я участковому говорила, что плохо ихняя служба работает, что нужно этот пустырь растреклятый с землей сровнять, чтобы никаких нор. А то дождались, пока ироды восемь девушек безвинных не порешили…

– Да каких восемь?! Мать, что ты несешь?! – перебил старушку усатый дяденька в заляпанной краской спецовке, наверное, строитель с ближайшей стройки. – Одна девушка была, придумаете тоже – восемь!

– Ты еще скажи, что эти душегубы вообще ни в чем не виноваты! – взвилась старушка. – А Шурку из тридцатого дома кто по башке кирпичом саданул, всю получку отобрал?

– Про Шурку из тридцатого дома я ничего не знаю, – дяденька сунул под мышку буханку хлеба, оценивающе посмотрел на пакет с пряниками. – А виноваты или не виноваты, не нам с тобой, мать, решать.

– А кому ж, если не нам? – обиделась бабулька.

– Кому надо, тот пусть и решает. Я с тобой в одном согласен – с пустырем этим давно надо что-то делать. Гиблое какое-то место.

– Ага, гиблое! – поддержала его средних лет дама с ярким не по возрасту макияжем. – Вы вообще в курсе, что на нашем пустыре НЛО приземлялось?

– Ох, грехи мои тяжкие, – дяденька-строитель повертел в руках пакет с пряниками и положил его на место. – Да какое НЛО?

– А самое обыкновенное! – Даму скепсис собеседника, кажется, вовсе не смутил. – Если еще не видели следы, которые от него остались, так сходите посмотрите. Туда уже и с телевидения приезжали, и ученые какие-то. Все высматривали, замеры делали, свидетелей опрашивали. Может, они этих бомжей… закодировали.

– Кто – они? – оживилась бабулька.

– Так инопланетяне! Может, перепрограммировали их или установку им специальную дали, они и начали на людей кидаться. Раньше ведь на пустыре только кражи случались, а теперь вот и убийства пошли.

– Ну конечно, инопланетяне! – хмыкнул строитель. – Наши ж преступники без указки зеленых человечков и шагу ступить не могут. Я уже не говорю о правительстве.

– А что, сынок, и правительство закодировано? – шепотом спросила бабулька.

– Тьфу на вас! Совсем из ума выжили! Какие инопланетяне, какие кодировки?! Все это человеческих рук дело, я вам говорю.

– А кто ж тогда бомжа убил? – старушка хитро сощурилась. – Ну, того, которого мальчишки в кустах нашли?

– Поди, подельник и грохнул? Да и не доказано еще, что его вообще кто-то убивал. Может, он сам помер. Водкой паленой обожрался и помер, а вы сразу – инопланетяне, убийства! Вот ведь бабы, любите сплетни разносить, – дяденька неодобрительно покачал головой и направился к кассе.

– А сам-то что? – возмутилась старушка. – Сам-то, выходит, преступников защищаешь! И никакие это не сплетни! Восемь девушек было!

Дяденька в дальнейшую полемику предпочел не вступать, лишь раздраженно махнул в сторону бабульки буханкой хлеба.

Весь разговор Лия стояла ни жива ни мертва, даже пошевелиться боялась. Значит, ничего ей не примерещилось: и земля обожженная была, и искалеченный Циклоп, и его смертельно-счастливый дружок. И хочется ей в том себе признаваться или не хочется, но в произошедшем есть ее вина. Что-то она такое с этими уродами сделала. Ой, нельзя тянуть с психоанализом, а то вдруг еще что случится…

Разговор, подслушанный в магазине, Лию хоть и напугал, но аппетит ей не испортил. Если так и дальше пойдет, то придется менять гардероб, потому что при нынешнем режиме питания форму она потеряет очень скоро. Лия с тоской посмотрела на четвертый бутерброд с колбасой и сыром, вздохнула и отложила его в сторону. Все, хватит! Нечего потакать дурацким животным инстинктам, надо заняться делом.

На пересмотр маминых вещей, которых в квартире осталось не так-то и много, ушло не больше часа. Лия перебрала каждую бумажку, каждую фотографию и уже отчаялась найти хоть что-нибудь, когда из старой записной книжки с пожелтевшими, а местами оборванными страницами выпал такой же пожелтевший от времени полароидный снимок. На нем были изображены трое: Лиина мама и два молодых человека.

На маме медицинский халат, волосы спрятаны под белую косынку. Она смотрит на кого-то за кадром и счастливо улыбается. Один из молодых людей, невысокий блондин в темно-зеленом хирургическом костюме, обнимает маму за талию. Лицо его угловатое, но в этой своей угловатости необычайно привлекательное, выражает крайнюю степень блаженства. А то, с какой нежностью он смотрит на Лиину маму, говорит о его несомненной влюбленности. Лия вздохнула, сердце забилось быстро-быстро. Может так случиться, что парень с лучистыми глазами – ее отец?

Второй молодой человек выглядит полнейшим антиподом первого: высокий, смуглолицый, темноволосый, с узким, костлявым лицом и пронзительным взглядом. Даже нечеткость снимка не может загасить эту пронзительность. Смуглолицый не улыбается, кажется, он даже не замечает, что его фотографируют, он тоже не отводит от мамы своего страшного взгляда… Одет он иначе, чем остальные, – во все черное. В вороте расстегнутой рубахи что-то поблескивает. Чтобы увидеть, что это такое, Лие пришлось взять лупу.

Медальон… точно такой же, как у нее… Или тот же самый? В голове зашумело, перед глазами поплыли радужные круги. Похоже, она ошиблась. Ее отец не тот ясноглазый, лучащийся счастьем молодой человек, а вот этот страшный тип. Правда, она на него совсем не похожа! Зато медальон раньше был у него. И можно понять, почему мама боялась на медальон даже смотреть. Наверное, он напоминал ей о ком-то жутком, о ком-то, кого она хочет, но не может забыть, – о Лиином отце.