Искуство Западной Европы: Средние века. Возрождение в Италии - Лев Дмитриевич Любимов

лунный пейзаж не случаен: плавные извивы среди высоких скал перекликаются с пальцами в их мерном музыкальном аккорде, и со складками одеяния, и с легкой накидкой на плече Моны Лизы. Все живет и трепещет в ее фигуре, она подлинна, как сама жизнь. А на лице ее едва играет улыбка, которая приковывает к себе зрителя силой, действительно неудержимой. Эта улыбка особенно поразительна в контрасте с направленным на зрителя бесстрастным, словно испытующим взглядом. Что означают они, этот взгляд и эта улыбка? Много писалось об этом, но каждый, кто почувствует на себе их воздействие, откроет в них нечто новое и разительное. Мы видим в них и мудрость, и лукавство, и высокомерие, знание какой-то тайны, как бы опыт всех предыдущих тысячелетий человеческого бытия. Это не радостная улыбка, зовущая к счастью. Это та загадочная улыбка, которая сквозит во всем мироощущении Леонардо, в страхе и желании, которые он испытывал перед входом в глубокую пещеру, манящую его среди высоких скал. И кажется нам, будто эта улыбка разливается по всей картине, обволакивает все тело этой женщины и ее высокий лоб, ее одеяние и лунный пейзаж, чуть пронизывает коричневатую ткань платья с золотистыми переливами и дымно-изумрудное марево неба и скал.

Эта женщина с ее взглядом и едва, но так властно заигравшей на неподвижном лице улыбкой как бы знает, помнит или предчувствует что-то нам еще недоступное. Она не кажется нам ни красивой, ни любящей, ни милосердной. Но, взглянув на нее, мы попадаем под ее власть, и чудится нам, как и Леонардо,темная пещера, в которой заложена неведомая нам великая притягательная сила.

* * *

Ученики и последователи Леонардо много раз старались повторить улыбку Джоконды, так что отблеск этой улыбки - как бы отличительная черта всей живописи, в основе которой «леонардовское начало». Но именно только отблеск. Мы легко мОжем убедиться в этом в Эрмитаже, где хранится замечательное собрание картин таких художников круга Леонардо, как Луини, Мельци, Чезаре да Сесто (а в Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве имеется прекрасная картина Больтрафио, ученика Леонардо, «Св. Себастьян»).

Леонардо да Винчи. Мадонна Литта. Около 1490 г.

Леонардо да Винчи.

Св. Анна.

1508 - 1510 гг.

Леонардовская улыбка, одновременно мудрая, лукавая, насмешливая и манящая, часто становится даже у лучших из его последователей слащавой, жеманной, порой изысканной, порой даже очаровательной, но в корне лишенной той неповторимой значительности, которой наделил ее великий кудесник живописи.

Но в образах самого Леонардо она играет еще не раз, и все с той же неотразимой силой, хоть и принимая порой иной оттенок.

В Лувре, где больше всего произведений Леонардо, хранится другая прославленная его картина - «Св. Анна», картон которой был признан современниками чудом искусства и вызвал настоящее паломничество. Сидя на коленях у своей матери Анны, Мария наклоняется к мальчику Христу, который держит за голову ягненка, очевидно собираясь сесть на него верхом. Мальчик и Мария смотрят друг на друга с нежностью. А над ними, на фоне широкого скалистого пейзажа, глядя на них, улыбается Анна, улыбается, как Джоконда, загадочно, мудро, всезнающе, однако чуть теплее и умиленнее - как мать.

В этой картине поразительна композиция. Вся группа четко вписывается в геометрическую фигуру, образуя монолит. В этом монолите Мария, мальчик Христос и ягненок являют нам выражение вечного движения, а Анна, с ее невыразимой словами улыбкой, - мудрого и умиротворяющего покоя.

Она величава и кажется полновластной, но хотя ей ясно трагическое будущее ребенка, она, очевидно, изменить ничего не может. И этот контраст между ее спокойствием и тем водоворотом, который рождается и растет на ее коленях, создает образ подлинно грандиозного звучания.

Леонардо да Винчи. Иоанн Креститель.

За годы, прошедшие после создания «Мадонны в гроте», гений Леонардо достиг высшей мощи и, широко расправив крылья, кажется нам, парит над всем миром, как Анна, созерцая неудержимый бег времени.

Улыбка Джоконды, но более лукавая и откровенно манящая, еще более двусмысленная, греховная даже, озаряет на Другой луврской картине Леонардо девичье лицо полуобнаженного юноши с пышными локонами. Пальцем он указывает на небо, и мы видим на картине крест. Картина и называется

«Иоанн Креститель»… Но ничего священного, ничего благостного, ничего христианского в ней нет. Лишь очарование линий и тонов, лишь зов неги, лишь чувственное видение создают силу и власть этой картины. Это - Джоконда, как бы низведенная с пьедестала, это - то лукавое, обманчивое, что, как знал Леонардо, тоже таит в себе темная пещера.

Уединенное созерцание

За исключением некоторых ранних его работ, как, например, «Благовещение» и неоконченное «Поклонение волхвов» (оба в Уффици), мы коснулись чуть ли не всех достоверных картин Леонардо да Винчи. Достоверных же его скульптур не сохранилось совсем. (Все же отметим, что приписываемая Леонардо бронзовая статуэтка коня со всадником, хранящаяся в Будапештском музее, представляется нам достойной его гения.) Зато мы располагаем огромным количеством его рисунков.

Это или отдельные листы, представляющие собой законченные графические произведения, или чаще всего наброски, чередующиеся с его записями. Леонардо рисовал не только проекты всевозможных механизмов, но и запечатлевал на бумаге то, что открывал ему в мире его острый, во все проникающий глаз художника и мудреца. Его, пожалуй, можно считать едва ли не самым могучим, самым острым рисовальщиком во всем искусстве итальянского Возрождения, и уже в его время многие, по-видимому, понимали это.

«…Он делал рисунки на бумаге, - пишет Вазари, - с такой виртуозностью и так прекрасно, что не было художника, который равнялся бы с ним… Я имею одну голову божественной красоты, сделанную карандашом в светлых и темных тонах… Рисунком от руки он умел так прекрасно передавать свои замыслы, что побеждал своими темами и приводил в смущение своими идеями самые горделивые таланты… Он делал модели и рисунки, которые показывали возможность с легкостью срывать горы и пробуравливать их проходами от одной поверхности до другой… Он расточал драгоценное время на изображение сложного сплетения шнурков так, что все оно представляется непрерывным от одного конца к другому и образует замкнутое целое».

Это последнее замечание Вазари особенно интересно. Возможно, люди XVI в. считали, что знаменитый художник напрасно тратил свое драгоценное время на подобные упражнения. Но в этом рисунке, где непрерывное сплетение введено в строгие рамки им намеченного порядка, и в тех, где он изображал