Жена авиатора - Мелани Бенджамин

– Да?

– Это тот человек, о котором я тебе говорил! – воскликнул Чарльз с непонятным энтузиазмом. – Пожалуйста, пройдите в комнату.

Он проводил этого странного незнакомца в мою комнату. Наш дом уже превратился в штаб-квартиру несчастья, как сказал Чарльз, но разве нельзя оставить мне хоть одну комнату? Не запачканную грязью, которая проникла уже во весь дом?

– Пожалуйста, – проговорила я, подняв голову и натянув на лицо официальное выражение.

Я жестом указала незнакомцу на стул, а Чарльз и я сели рядом на кровать.

– Миссис Линдберг, я благодарю вас до глубины души за то, что вы приняли меня. У меня есть информация, которую вы, я уверен, будете рады услышать.

В возбуждении маленький человечек смял свою фетровую шляпу. Его глаза светились, и худое бледное лицо стало даже симпатичным.

Мое сердце забилось, и я схватила Чарльза за руку.

– Да?

– Ваш ребенок, он в безопасности.

– Откуда, откуда вы знаете? – спросил Чарльз, сжимая мою руку.

– Он в безопасности, потому что его здесь нет, – человечек встал и начал расхаживать перед нами взад-вперед, – вы не знаете бога, вы поклоняетесь фальшивым идолам. Человек не был предназначен для того, чтобы летать, потому что бог не дал ему крыльев. Бог создал его по своему образу и подобию, а не уподобил птицам. Ваше дитя было отобрано у вас в наказание. Я чувствую свой долг поведать вам о ваших грехах и пробудить раскаяние в ваших сердцах. Если вы это сделаете, тогда Господь обязательно сочтет нужным вернуть вам вашего ребенка, но до тех пор…

Чарльз схватил человечка за руку. Мне показалось, что он хочет выбросить его в окно. Вместо этого он поднял его, протащил через всю комнату – у того смешно болтались ноги – и выбросил за дверь, крикнув: «Вышвырните отсюда этого идиота!» – после чего захлопнул дверь.

Меня трясло; кожа была холодной и влажной, я чувствовала в животе какое-то кружение – или это были толчки ребенка? Мне хотелось только одного – лечь и закрыть глаза, – только сначала отскрести и отмыть каждый дюйм этой комнаты, чтобы избавиться от присутствия этого ужасного незнакомца.

– Это была ошибка, – сказал Чарльз, и у меня появилось дикое желание расхохотаться. Этим так мало было сказано, – я не должен был приводить его к тебе, Энн, прости. Но мне тем не менее кажется, что мы должны выслушать каждого. Мы не можем знать, у кого есть информация, а кто пришел сюда с другими целями. Конечно, я сам должен был расспросить его сначала. Но он так настаивал – настаивал на том, чтобы увидеть тебя, а не меня. Я подумал: ну что же, может, он что-то знает. Я был не прав. Прости меня.

– О, Чарльз! Я не виню тебя.

Почему он стал таким отстраненным и официальным?

– Нет, Энн. Я ответственен за это. Я отвечаю за тебя, особенно сейчас, в твоем положении. Я могу защитить тебя, по крайней мере… – Он отвернулся и прочистил горло перед тем, как подойти к окну.

– Чарльз. – Я шагнула к нему, желая его как-то переубедить, напомнить, что он не один.

Но прежде, чем я сделала еще один шаг, он повернулся и взглянул на меня.

– Я организовал приезд твоей матери, – сказал он, – думаю, тебе понадобится ее присутствие.

– О!

Я снова почувствовала себя потерянной. Со страхом посмотрела в окно на незнакомых мужчин, топчущих луковицы цветов, которые я посадила прошлой осенью. Это тюльпаны, вспомнила я. Голландские белые тюльпаны. Чарли помогал мне. Он носил в корзинке круглые луковицы, потом высыпал их на землю и стал выкладывать в узоры, счастливо воркуя и называя их «тюли».

– Ты слышал что-нибудь про Элизабет? – спросила я Чарльза, стерев со щек следы слез, прежде чем повернуться. – Про Дуайта? Кон?

– Полиция оповещена, они в безопасности, – ответил он.

Мы посмотрели друг на друга и отвели глаза.

– Полицейские с ними разговаривали?

– Я разрешил им. Думаю, это может помочь делу. Энн, полковник Шварцкопф хотел бы побеседовать с тобой, когда ты сможешь. Он хочет поговорить также со слугами. В частности, с Бетти.

Бетти!

– Как она? – спросила я, почувствовав вину: я совсем забыла о ней.

Я не видела ее с прошлой ночи, когда она плача убежала к себе в комнату после того, как Чарльз вызвал полицию. Она так любила маленького Чарли – о, как я могла забыть о ней? Она, наверное, тоже вне себя от горя, как и я. Я должна немедленно пойти к ней.

– Конечно, это абсурд, – продолжал Чарльз, как будто не слышал моего вопроса, – персонал, естественно, вне подозрений. Я сказал об этом Шварцкопфу. Он согласен со мной, но ему нужно задать им кое-какие существенные вопросы, чтобы получить точное представление о времени, – я тоже буду при этом присутствовать. Но я отказал ему в том, чтобы они и их семейства проходили тест на полиграфе. В этом нет необходимости. И газетчики могут что-нибудь пронюхать и раздуть, как обычно.

– Хорошо, – тихо согласилась я.

– Я распоряжусь, чтобы завтрак подали наверх, – проговорил Чарльз, – постарайся немного приободриться. Очень важно не терять надежду. Ради ребенка.

– Знаю, – сказала я.

Мне хотелось убедить его, что я смогу быть сильной. Но я чувствовала, что, если внезапно меня заставят двигаться или просто сделать какой-нибудь неожиданный и неосторожный жест, я просто рассыплюсь на мелкие кусочки. Клетки и молекулы разлетятся по всей комнате – Шалтай-Болтай, как в детском стишке.

О, почему я не могла остановиться и перестать вспоминать детские стихи и сказки этим утром? Все напоминало мне о моем сыне. Все хорошее и все плохое.

Чарльз постоял еще немного, спиной ко мне. Потом его плечи распрямились, голова вздернулась вверх, и он большими шагами вышел из комнаты, не проронив больше ни слова – знаменитая дисциплина Линдбергов. Мой муж, отец моего ребенка исчез у меня на глазах. Теперь он был героем, в котором мы все нуждались, и больше всего он сам. Герой, которого я впервые увидела в кинохронике.

Вся королевская конница, вся королевская рать, мурлыкала я себе под нос, медленно возвращаясь к своей кровати и неся в себе надежду и страх, причем страх стал таким привычным, что я уже не могла представить себе жизнь без него. Он гнездился в глубине моего сердца, в моей утробе, рядом с моим нерожденным ребенком.

Ждать. Ждать. Ждать.

Это было все, что я могла делать. Это было все, чего от меня ожидали.

На следующий день мы получили почтовую открытку из Ньюарка, адресованную «Чарзу Линбергу, Принстон, Н. Й.». На ней было небрежно нацарапано: «Мальчик в порядке, инструкции позже, действуйте по ним». Там не было подписи и знака с тремя отверстиями, как в первом письме, но почерк был настолько похож, что полиция отнеслась к этому серьезно. «Мальчик в порядке» – я повторяла эти слова про себя, как мантру. Прошел следующий день, не принеся никакой информации от похитителей. Хотя от всего остального мира поступило множество сообщений: телефонных звонков, телеграмм, писем. Американские бойскауты находились в полной боевой готовности, и каждый дал торжественное обещание прочесать все дороги и тропы в стране в поисках моего ребенка. Женские институты и другие организации тоже предлагали свои услуги. Они занимались поквартирным обходом в поисках ребенка.