Голубиная книга анархиста - Олег Ермаков

— А дожди всю осень шли, — напомнила Татьяна Архиповна. — Болота и напитывались, как губка. А сейчас отдают.

— В низинах лес затоплен, — подал голос Вася.

— А и где же ваша лодка? — спросила женщина.

— Да ты садись, Петровна, — предложила Татьяна Архиповна.

Та уселась на стул, отнекиваясь, впрочем, но уже заинтригованная, как всякий деревенский житель, новичками.

— Там, — ответил Вася, — в леску.

— Ну, как грится, сверху-то крыша есть? Там, палатка? — спрашивала Петровна, переводя быстрые глазки на Валю.

— Да все есть, — ответил Вася.

— Так… это… а к нам в гости?

— У них член экипажа пропал, вот искали и пришли, — объяснила Татьяна Архиповна, уже притягивая какую-то материю, вынимая из шкатулки нитки, иголки, чтобы по привычке заняться рукоделием.

— Во-о-на как, — откликнулась Петровна и быстро оглянулась. — А где ж? На печке?

— Да не нашли, — ответила Татьяна Архиповна.

— Ай-ай-ай! — воскликнула Петровна. — Да как же это? И где же это он? А вы сидите? А там дождь, холод! Розыск надо объявлять.

— Ничего не надо, прлоклятье, — тут же отозвался Вася. — Это просто зверек. Кролик.

Валя с возмущением взглянула на него и ответила:

— Как это просто? Новозеландец Бернард! Надо объявлять розыск.

Глаза ее сверкнули решимостью.

— Ишь, ишь ты, — проговорила Петровна жадно. — О как, о. Ну и ну ты. Иностранец?

— Да, — сказала Валя.

— Новозеландец? — переспросила Татьяна Архиповна озадаченно.

Она-то думала, что речь о кролике, а теперь уже засомневалась.

— Да! Такой темно-темно-рыженький, просто красненький, шоколадного такого прям цвета.

— Негритянской национальности? — спросила Петровна.

— Такой национальности нету в природе, — поучительно сказала Татьяна Архиповна.

— Ну?! — удивилась Петровна. — А эти, из Африки? Черненькие?

— Африканцы, — сказала Татьяна Архиповна.

— Сватья из Немыкарей грит, у них Лев Кузьмич, ну, что на карьере работал бригадиром, потом замом, а одно время и дирехтуром, то исть как бы, ну…

— Исполняющим обязанности? — подсказала Татьяна Архиповна.

— Ага! Им. Исполняюшшим. Так сватья грит, нанял сабе этого африканской национальности. И пол-лета тот у него робил. Под именем Абамка.

Татьяна Архиповна прыснула в ладонь.

— Так-то Абрахамка, а все — Абамка. Добрый, мол, работник, а главное — непьюшший. Ну, потом донесли, конешна. Оказалось, мигрант без паспорта. Или с просрочкой… А ваш?

— Да кролик это, вот дерьмо-то, — раздраженно-встревоженно сказал Вася. — Порода такая. Новозеландская.

— И с именем? — спросила Петровна, вытягивая жилистую шею.

— Ну кличка такая, вот она дала, — объяснил Вася.

— Бернард, — подтвердила опечаленная Валя.

В глазах ее стояли слезы.

— Чудная кличка, — сказала Петровна. — И что ж ты по нему так убивашься?

Валя смахнула слезы.

— Он был… у-у-умный, д-д-добрый… глазастый… ласковый…

— Хм, хм, — хмыкала Петровна и значительно смотрела на Татьяну Архиповну. — Точно ли кролик?

— Да! — воскликнул Вася с излишней горячностью.

Она и на него посмотрела с подозрительностью.

— Хватит тебе уже! — прикрикнул Вася на Валю.

Но та продолжала всхлипывать.

— Ну, кролик — это не бяда, — сказала Петровна. — Хуже, ежели человек пропал, а вы скрываете.

— Ничего мы не скрываем! — ответил Вася.

— Кролик — это ладно, — сказала Петровна, — а вот человек — другое, даже ежели нег… тьфу! — африканской национальности, как тот Абамка. На реке и утонуть, конешна, недолго. Или поревновать… заспорить… Всяко бывает.

— Да, да, — подтверждала Валя, всхлипывая и тем только усиливая фантазии жилистой сухой Петровны.

— Люди разные, — продолжала Петровна. — Один реагировывает так, а иной… Да! — воскликнула она, воспламененно взглядывая на Татьяну Архиповну. — Зыка-Языка-то наконец брать хотели!

Татьяна Архиповна оставила свое рукоделие и поверх очков посмотрела на Петровну. Та во все глаза глядела на Татьяну Архиповну и уже сидела подбоченясь, дожидаясь ахов-охов, вопросов. Татьяна Архиповна молчала, только смотрела.

— Ну? — словно бы дернула ее за язык Петровна, как удочку заправский рыбак.

— Правда? — наконец спросила та.

— А как же! Как этот дождь правда или твоя неходьба! — торжествующе воскликнула Петровна. — На него же давно написал Медун. Тот у Медуна овечек на шашлыки крал, одну, потом другую, в лес уводил и там жрал с самогонкой и дружками-то, что повадились к нему, охотнички какие-то, с городу. Шкуры потом находили, костришше. А наш-то Бобер ни фу-фу. Токо вон с тобой срам развел, а Языка взять — рука коротка да дрожит. Против овец молодец, а с молодцом сам овцом. Хоть и Бобер. Ха! — Петровна прикрыла рот, искрометно глядя на всех. — Ну, Медун до области добрался. Оттуда, видать, надавили, и ночью сёдня группа хватов этих, мальцов дебелых у панцирях да шлёмах с автоматами и накрыли его.

Петровна замолчала, выдерживая паузу, наслаждаясь своим информационным господством, как какой-нибудь телеведущий в патетических местах.

И Татьяна Архиповна так и сказала:

— Ой, Петровна, ты как Малахов! Или этот… «Приз в студию!»

Петровну это сравнение ничуть не смутило, наоборот, она еще выше задрала свой нос туфелькой.

— Какой ужо тут приз, — сказала она, — ежели Язык-Зык той, если он собственной персоной взял да и был таков! Ушел!

Тут уже Татьяна Архиповна всплеснула руками.

— Как?!

— Ушел! — победоносно повторила Петровна, словно от опасности избавился ее любимый родственник.

— Нет, но как же… — бормотала Татьяна Архиповна.

— А так же. Ушел, как есть ушел со своим раздвоенным жалом. Ох, видать, то не спроста, Акимиха и говорила, ой, не спроста то, такой-то язычок у молодца, а то, что он гаворил, дескать, хотели наказать дружки или хто там в турьме той, али несчатливая случайность прямо, — ложь, ложь самая и есть. А это у него от рождения и при содействии самых темных сил. Акимиха, она профессорша, по моныстырям все ездиет, с ранья уже молитвы читает, постится, хучь еле ноги волочит, шатает ея, а она нет. Книги у ней от деда ишшо, а он был самый что ни на есть раскольник, старовер.

— Раскольник же, — сказала Татьяна Архиповна.

— Ну. А может, оне-то и веру хранили, а не эти в золоте. А те — в золе!