Соколиная охота - Сергей Шведов

Важный разговор состоялся позднее, к нему были допущены очень немногие из тех, кто пировал за столом. Со стороны Нейстрии в переговорах участвовали графы Адалард Парижский, Эд Орлеанский, Роберт Турский и епископ Эброин, со стороны Аквитании – сам герцог Пипин, графы Хорсон Тулузский, Бернард Септиманский, капитан Адельрик де Кардона и хазарский посол бек Карочей.

Присутствие этого человека сильно удивило графа Адаларда и епископа Эброина, но протестов с их стороны не последовало. В конце концов, победители вправе были пригласить за стол переговоров кого угодно. Карочей с интересом присматривался к новым для него людям из окружения потерпевшего сокрушительное поражение короля Карла.

Графу Адаларду Парижскому было уже далеко за сорок, этот рослый голубоглазый франк, с заметным шрамом на правой щеке был верным сподвижником Людовика Благочестивого, не покинувшим своего императора в скорбный час, когда тот был отстранен от власти мятежными сыновьями. Видимо, именно поэтому Людовик и отдал под управление Адаларда графство Парижское, жемчужину своих обширных владений и сердце нынешнего Нейстрийского королевства. Правда, граф Адалард, бесспорно преданный Карлу, терпеть не мог его матушку Юдифь, и именно на этом сейчас пытался сыграть хитроумный Бернард Септиманский, которому Пипин перепоручил ведение переговоров. Епископ Эброин относился к Юдифи еще более холодно, чем граф Парижский, но, будучи старым другом Драгона, считал своим долгом поддержать его племянника в трудный час.

В отличие от представительного графа Адаларда, епископ Эброин был человеком сухим, желчным и невероятно язвительным. Короткие реплики, которыми он изредка прерывал медовую речь Бернарда Септиманского, порой заставляли улыбаться не только нейстрийцев, но и аквитанцев. Тем не менее и граф Адалард, и епископ Эброин отлично понимали, что Аквитания потеряна для Карла надолго, чтобы не сказать навсегда, и самым умным в нынешней ситуации будет признание этого скорбного обстоятельства самим Карлом.

Конечно, если бы Карл пал в битве, то у Пипина были бы все права не только на Аквитанию, но и на Нейстрию, но пока младший сын императора Людовика Благочестивого жив, у герцога Аквитанского нет иного выхода, как признать Карла своим сюзереном, пусть и формально. В противном случае они оба – и Карл, и Пипин – могут потерять свои владения, ибо в одиночку ни тому ни другому не устоять против Лотаря и Людовика. Первый вполне может присоединить к своим владениям Аквитанию, а второй – Нейстрию, и, скорее всего, папа Евгений поддержит старших сыновей Людовика Благочестивого.

Разумный ответ епископа Эброина заставил призадуматься не только графов, но и самого герцога Пипина. Он бросил вопросительный взгляд на бека Карочея, но тот в ответ лишь пожал плечами.

– Мы очень рискуем, сеньоры, делая ставку на Карла, – высказал свое мнение граф Хорсон Тулузский. – Он слишком слаб, чтобы удержать за собой земли, доставшиеся ему при разделе.

– Именно поэтому я и настаиваю на союзе короля Карла и герцога Пипина, – мягко заметил епископ Эброин. – Только объединив усилия, они смогут противостоять Лотарю и Людовику.

– Монсеньор Эброин прав, – поддержал епископа Эд Орлеанский. – В Ахене Нейстрию, Франкию и Аквитанию может представлять только король Карл. В противном случае Лотарь и Людовик объявят договор о перемирии при Фонтенуа недействительным и потребуют нового передела империи. А это новая война и новая кровь.

– Так ты, благородный Эд, предлагаешь вернуть власть и корону никчемному Карлу? – с вызовом глянул граф Тулузский.

– Я предлагаю вернуть ему корону, благородный Хорсон, но отнюдь не власть. Ибо власть над землями должна остаться за сеньорами. А что касается короны, то условием ее возвращения Карлу будет наше требование назначить своим наследником герцога Пипина. Именно Пипину Аквитанскому отойдет королевский титул в случае смерти Карла.

Вряд ли предложение Эда Орлеанского понравилось Пипину, зато оно явно пришлось по душе сеньорам не только Нейстрии, но и Аквитании. Во всяком случае, графы Септиманский и Тулузский промолчали, а возражения капитана Адельрика де Кордона прозвучали на этом фоне довольно неубедительно. Да и сам Пипин, надо отдать ему должное, очень хорошо понимал шаткость своего положения, ибо его нынешнее возвышение напрямую зависело от расположения могущественных сеньоров, которым, конечно, не было резона лить кровь за чужой интерес.

– Хорошо, – сказал герцог Пипин после продолжительного молчания. – Я согласен.

Сеньоры Нейстрии и Аквитании вздохнули с облегчением. Битва при Даксе, грозившая обернуться большой бедой для Нейстрии, завершилась вполне приемлемым для сеньоров договором. Аквитанцы обрели почти полную независимость от центральной власти. Пострадавшим в этой ситуации мог считать себя только король Карл, но как раз его мнения никто из сеньоров, собравшихся в крепости Дакс, спрашивать не собирался.

В сущности, его участь была уже решена. Ему сохранят жизнь и корону, но только до встречи сыновей Людовика Благочестивого в Ахене, а после того как он поставит свою подпись под договором, дни его будут сочтены. В лучшем случае его постригут в монахи, в худшем – устранят.

Королем станет его племянник Пипин Аквитанский, чья власть в Нейстрии, впрочем, будет номинальной. Но, кажется, это обстоятельство не слишком огорчало легкомысленного Пипина, который еще вчера был почти бродягой, а ныне стал почти королем.

Что же касается бека Карочея, то он теперь с легким сердцем мог тратить денарии, полученные от императора Лотаря и монсеньора Николая, ибо своими умелыми действиями свел почти на нет последствия поражения в битве при Фонтенуа, сокрушительного для старшего сына Людовика Благочестивого.

Карл чудом избежал плена в битве под Даксом, но потерял свободу в парижском замке. Оковы на него пока еще не надели, но права распоряжаться не только королевством, но и своей судьбой уже лишили. Он понял, что дела его плохи, когда ознакомился с условиями договора, который навязывали ему сеньоры Аквитании, Франкии и Нейстрии.

Карл испугался, может быть, впервые в жизни. До сей поры он уютно чувствовал себя сначала за спиной отца, потом – епископа Драгона. Но главной его опорой была мать. Это Карл осознал только сейчас, когда неожиданно для себя оказался в окружении врагов. Рядом не было ни епископа Драгона, ни коннетабля Виллельма, которые пали в битве, не было даже деда, графа Вельпона, отправленного волею влиятельных сеньоров в отдаленный замок. Единственным человеком, на которого Карл мог положиться в эту минуту, был Раймон Рюэрг.

Рюэрга ненавидели едва ли не все сеньоры Нейстрии, во-первых, за то, что он волею Карла стал графом Лиможским, во-вторых, за то, что он был Меровингом. Впрочем, Лимож, расположенный в Аквитании, по договору оставался за герцогом Пипином, следовательно, Раймон терял не меньше, чем его сюзерен.

Епископ Эброин попытался было утешить Карла, но, встретив холодный взгляд юного короля, пожал плечами и ушел. В королевском замке теперь распоряжался граф Эд Орлеанский, сторожа каждое движение короля.