Маг поневоле - Иван Алексин

— Уг, — выдохнуло разом два десятка глоток.

Мои сотрапезники, повернувшись к дому старосты, приложили руку к груди. Я оглянулся, неторопливо дожевывая последний кусок. На крыльце стоял низенький старичок в странной, состоящей из множества сшитых между собой меховых лоскутков одежде. Эти лоскутки были различной величины, формы и даже цвета, тем самым поражая взгляд своей пестротой. Поверх одежды на шее толстым пучком висели какие–то мешочки, тряпочки, палочки. Толстая, грубо обработанная палка с костяным набалдашником высовывалась и из–за пояса, упираясь в живот старика.

«Скоморох, какой то», — мелькнула было у меня мысль. — «Ему бы в балагане выступать».

Но переведя взгляд на лицо старика, я тут же своё мнение изменил. В его глазах светилась такая сила и жестокость, что сразу становилось жалко того неудачника, с которым этот «клоун» решит пошутить. Серьёзный дядечка. Вон даже воины прониклись. Шаман, что ли? Впрочем, степняки, поприветствовав старика, тут же про него забыли, вернувшись к своим делам. Только Улугба, вернув свой кинжал за пояс, подошёл к шаману и о чём–то залепетал на своей тарабарщине. На меня по прежнему никто внимания не обращал. И что прикажите делать? Есть я больше не хочу, а как дальше поступить не знаю. Не стоять же и дальше как дураку возле объедков? Может рискнуть и просто попробовать уйти? Вдруг я прав насчёт гостеприимства и меня теперь не тронут? Во всяком случае, яму мужики капать перестали. Что казнь отменяется или они на нужную глубину выкопать, уже успели? Тот ещё вопрос. Жизнеопределяющий, можно сказать. Так что? Так и буду стоять? Ничего хорошего для себя точно не выстою! Нужно решаться! Я медленно, не выпуская краем глаз из вида старика с Улугбой, двинулся в сторону ближайшего переулка.

— Ты сыт, колдун?

Вопрос остановил меня уже в десятке метров от степняков. Я замер, почувствовав, как холодный пот потёк по спине и медленно обернулся.

— Да. Я сыт, — прохрипел я в ответ. Эти слова дались мне с трудом. Я уже понимал, что ничего хорошего за этим ответом не последует.

— Тогда пришло время умирать, — в словах Улугбы не было ни угрозы, ни насмешки. Он просто констатировал факт. — Ты добыл змей, Юнус?

— Добыл, — возле ямы топтался уже знакомый мне кочевник с огромным мешком в руке. — Я выцедил из них весь яд, — хищно оскалился он. — Надолго хватит!

Я затравленно огляделся. Никто из кочевников не сделал и шага в мою сторону. Просто стояли и с интересом смотрели, ожидая продолжения развлечения. Вот только свои шансы убежать, я трезво оценивал. Вроде до ближайшего забора всего с полсотни метров, да кто же мне их даст пробежать то? Не зря пара воинов, как бы между делом, возле коней отираются, да арканы в руках теребят. Вмиг догонят!

— Хорошо, — решился я, облизав разом пересохшие губы. Мне бы до того копьеца добраться, что я во время еды приметил. Ножом я от них, точно, не отмахаюсь. — Но у меня есть вопрос.

— Какой? — в бесстрастных глазах Улугбы мелькнула тень удивления. Даже шаман, до этого не обращавший на меня никакого внимания, обернулся в мою сторону.

— А разве можно убить человека, с которым ты трапезу разделил? — поинтересовался я, приближаясь к степняку, а значит и к заветному копью. — А как же закон гостеприимства, даже по отношению к врагу?

— Я не делил с тобой трапезу, червяк. Я лишь накормил тебя, — буквально выплюнул мне в ответ Улугба. — Как накормил бы и своего злейшего врага. Но сытый или голодный — враг так и останется врагом, а значит должен умереть.

— Может и должен, не стану спорить, — я метнулся к раскиданным на земле вещам и судорожно схватил копье, — но умирать как баран на бойне я не согласен! Лучше уж в бою!

В три прыжка добежав до забора, огораживающего дом старосты, я прижался к нему спиной, выставив копьё вперёд. Сердце гулко стучало в груди, почти на грани слышимости отсчитывая удары. Всё тело затрясла еле заметная дрожь. Из глубин сознания начал подниматься липкий страх, вот только поддаваться я ему не собирался. Умирать не хотелось ужасно, да только выбора не было. Вернее он был, но только по отношению к тому, какой смертью мне умереть. Уж лучше так. Здесь. Сразу.

Впрочем, сразу не получилось. Степняки не спешили. Никто не хватался за оружие, не вынимал из притороченных к седлам колчанов стрел, не наваливался на меня с дикими воплями. Казалось, им по–прежнему до меня и дела нет. Лишь Юнус одобрительно оскалился, потрясая сжимаемым в руке мешком.

— В бою умирают воины, а ты баран и есть.

Улугба не спеша, как–то лениво двинулся в мою сторону, даже не удосужившись вынуть саблю из ножен. Неужто думает, что не посмею ударить? Зря надеется! Ещё как посмею! Я только крепче ухватил древко копья, высматривая куда половчее ткнуть, чтобы убить наверняка.

— Кто же так рогатину держит? — презрительно сплюнул Улугба, остановившись в нескольких шагах от меня. — Так даже издыхающего зайца не убьёшь. А я не заяц, — степняк потянул из–за пояса плеть. — Да и ты не охотник!

Проклятый кочевник, к сожалению, оказался прав. В следующие пару минут я отчаянно метался по площади, беспорядочно тыкая в сторону юркой, ни на секунду не останавливающейся на одном месте фигуры, и никак не мог попасть. Спасительный забор давно остался позади, но со спины на меня нападать никто не спешил. Воины лишь охватив широким кольцом место схватки, смеялись, весело комментируя между собой мой очередной неудачный выпад, да с хохотом отскакивали в стороны, когда я, обозлившись, пару раз кидался на кого–то из них. А проклятый Улугба ещё и периодически плетью умудрялся меня достать, заставляя в бессильной злобе скрипеть зубами. Наконец я остановился, тяжело дыша. Рот судорожно раскрыт, в тщетной попытке наполнить легкие воздухом, глаза заливает липкий противный пот, руки трясутся как у паралитика и отчаяние замешанное на безнадёге и чувстве стыда в душе.

— Ну что червь, теперь ты видишь разницу между воином и бараном? — недобро усмехнулся Улугба, засовывая плеть за пояс. — Бросай свою палку и пошли. Яма тебя ждёт.

— Сука!

В своем крике я выплеснул всю ненависть скопившуюся в душе и ринулся на зазевавшегося вожака кочевников. Ну как зазевавшегося. Это я так подумал. Улугба как–то неуловимо быстро сместился в сторону, пропуская рогатину рядом со своим боком и сблизившись, ловко подсёк мою ногу. Ещё и подтолкнул, придавая ускорение, сволочь! Липкая грязь радушно приняла тело в свои объятия, заботливо залепив глаза и уши и умудрившись попасть даже в рот. Я судорожно поперхнулся, откашлялся, лихорадочно смахнул холодную жижу с лица и… больше я сделать уже ничего не успел. Навалившиеся тела вновь придавили меня к земле, рывком выкручивая руки за спину и стягивая верёвкой. В отчаянии, я попытался брыкаться, даже умудрился кого–то задеть, но вскоре очередь дошла и до ног. Лодыжки обвила петля и кто–то с силой, рывком, потянул их назад за спину, заставляя моё тело выгнутся колесом.

— Что же вы делаете, сволочи?! — простонал я, кусая губы от боли.

— Терпеть нужно, — надо мной склонилась довольная физиономия Юнуса. — Яма не глубокая. Во весь рост не влезешь. Ничего, — решил подбодрить он меня. — Хоть у змей яду нет почти, к вечеру умрёшь. Недолго ждать, совсем. — Заверил степняк, посмотрев на невысоко поднявшееся над горизонтом солнце.