Свет грядущих дней - Джуди Баталион

– Документы! – рявкнул очередной полицейский.

Реня протянула свое удостоверение, глядя полицейскому прямо в глаза. Он обшарил ее сумку и позволил пройти и сесть в трамвай.

Доехав до своей остановки, Реня еще немного прошла вперед. Полицейские останавливали каждого прохожего; даже маленькие улочки кишели жандармами и тайными агентами, одетыми в штатское и высматривавшими еврейских беглецов из гетто. Любого подозрительного расстреливали на месте. «У меня кружилась голова, – признавалась впоследствии Реня, – когда я воображала себе эту жуткую картину».

Однако, взяв себя в руки, она быстро направилась к своей цели и наконец нашла нужный адрес.

– Я пришла повидаться с Зосей, – сообщила она толстой даме, смотревшей на нее через щель в приоткрытой двери. Это был подпольный псевдоним Ирены Адамович.

– Ее нет.

– Я подожду.

– Вам придется уйти. Мы не принимаем чужих. Нас могут расстрелять, если мы впустим постороннего.

У Рени замерло сердце. Куда податься? Она никого здесь, в Варшаве, не знала, ни единого человека.

Пока ей удавалось пройти через все контрольные пункты, но это не значит, что в следующий раз ее не схватят.

– А кроме того, – прошипела дама, – я думаю, что Зося, вероятно, еврейка. – Она помолчала и прошептала: – Соседи что-то подозревают.

– О нет, я так не думаю, – ответила Реня по-детски беспечным голосом, но при этом пот градом катился у нее по спине. – Я познакомилась с ней как-то в поезде, и она пригласила меня зайти, если я когда-нибудь окажусь в городе. Она выглядит как типичная католичка, ничего похожего на еврейку. – Не заметит ли часом эта домохозяйка сквозь сборки ее юбки секрет, зашитый в ткань? Реню послали на это задание-расследование из-за ее польской внешности, но достаточно ли этого? Никакой особой маскировки на ней не было. – Если бы она была еврейкой, – продолжила Реня с оскорбленным видом, не совсем понимая, в какую игру они играют, – мы бы это сразу почуяли.

Женщину удовлетворил ответ Рени. Она громко кашлянула и отступила. Реня развернулась.

Позади нее стояла Зося.

Реня вдруг поняла: она была не просто маскирующейся еврейкой, но боевиком подполья, посвященным в тайны и шифры, тесты и трюки, одной из братства связных, или кашариот; это ивритское слово – соединительное звено – более многозначное, оно лучше определяет суть ее работы[426]. Кашариотами обычно были незамужние женщины от пятнадцати до двадцати с небольшим лет, входившие в руководство или просто беззаветно преданные своему молодежному движению. Они были энергичны, ловки, смелы и готовы снова и снова рисковать жизнью.

У кашариотов было много ролей, и по ходу войны они менялись; Реня присоединилась к ним на более поздней стадии. Курьерская деятельность возникла с началом войны, первыми курьерами были Фрумка, Тося и Хана Гелбард, они курсировали между разными гетто, поддерживали связи с товарищами в провинциях, вели семинары, перевозили литературу, обучали местных лидеров и способствовали духовному развитию молодежи. Эти женщины создали сеть и использовали ее для контрабандной перевозки продуктов и медикаментов. Чтобы предотвратить распространение информации и получение помощи евреями, немецкие оккупанты строго следили за полной изолированностью гетто, стараясь превратить их в «отрезанные от мира царства»[427], по выражению Цивьи. Радио и газеты были запрещены, почту часто конфисковывали. Путешествовать было нелегко: поезда ходили не по расписанию, женщинам приходилось часами ждать их на вокзалах, а все выглядевшие потерянными в чужом городе казались немцам подозрительными. «Спрашивать, как пройти в гетто, было опасно»[428], – рассказывала в своих записках Хася Бельская из Белостока. Когда в гетто приезжала связная с новостями о чьих-то близких или о политике, это было знаком того, что о них не забыли, что там, за пределами их замкнутой темницы, продолжается жизнь, что не все охвачены апатией. Эти женщины являли собой спасательный трос, «живые радиопередатчики»[429], надежный контакт, канал снабжения и источник воодушевления. Благодаря им новости «летали, как метеоры»[430] через всю страну. И всех этих посланниц, как Тосю, часто встречали объятиями и поцелуями.

Но со временем наряду с надеждой кашариоты стали вынуждены приносить и страшные вести – о массовых истреблениях и «окончательном решении». Они своими глазами видели депортации и убийства, и им приходилось по возможности деликатно, без надрыва рассказывать о своих наблюдениях и наблюдениях других людей, доводя до евреев правду и убеждая их сопротивляться.

По мере того как убийства становились все более массовыми и молодежные движения переформировывались в боевые отряды, пути и методы работы курьеров, знания, которые они приобрели к тому времени (например, о рутинном распорядке караульной службы, о местах, где легче и надежнее всего можно выбраться из гетто, и какие легенды прикрытия самые эффективные), и способы перехитрять нацистов были адаптированы для новых нужд. Теперь они начали контрабандой проносить фальшивые документы, деньги, подпольную литературу и проводить самих евреев из гетто и обратно. Они находили безопасные места для встреч; становились посредниками для мужчин – руководителей Сопротивления, которые работали под прикрытием: используя свое знание улиц, помогали им передвигаться по городам, планировать задания, добывать рабочие пропуска. Они изображали их официальные «эскорты», прогуливаясь с ними под ручку, словно милая пара на променаде, или даже обнимаясь ночь напролет на вокзалах в ожидании утра[431], когда можно будет войти в гетто. Поскольку эти девушки по-польски говорили лучше, чем их товарищи-мужчины, они покупали им железнодорожные билеты в кассах и снимали для них квартиры. Девушка-курьер должна была узнать, куда увезли ее товарища, если его схватили. Эта работа требовала нечеловеческого самообладания и выдержки. Была ли наделена этими качествами Реня?

В большинстве случаев связными становились женщины[432]. В отличие от мужчин, у женщин нет очевидных физических признаков принадлежности к еврейству, поэтому они могли не бояться «теста на спускание штанов». Кроме того, в дневные часы направляющаяся куда-то женщина вызывала меньше подозрений. В то время как польским мужчинам положено было находиться на работе, женщины могли разгуливать – встречаться с кем-нибудь за ланчем или ходить по магазинам – без того чтобы немедленно быть остановленными и отправленными на принудительные работы. Нацистская культура была классически сексистской: не предполагалось, что женщина способна заниматься нелегальной подрывной деятельностью; никому бы и в голову не пришло, что у этой милой крестьянской девушки в юбке зашиты оперативные сводки или в плюшевом медведе – пистолет. Плюс к тому игривая улыбка никогда не помешает. Зачастую нацистов привлекала женская элегантность девушек-связных или ложная наивность их «детского» вида, некоторые из них даже просили немцев помочь им поднести сумки – те самые, что были набиты контрабандой. Для женщины естественно иметь при себе на улице дамскую сумку, ридикюль или корзинку; между тем эти модные