Бестолковая любовь - Ирина Лобановская

— Сглаз на тебе нехороший… Плохо тебе будет, если его не снять… А кто снимет, кто поможет? Вот я сумею его убрать! И ты, девушка, счастливой будешь, здоровой будешь, мужа найдешь хорошего да богатого…

Она словно колдовала своими словами, взмахами худых рук, вокруг которых разлетались вихри ярко-зеленых рукавов, она ворожила…

— Околдовали тебя, опоили! — закричала Наталья Ильинична, когда нашла Нину.

И она была права.

Хотя Ниночка и сейчас никак не могла припомнить, чтобы ей давали что-то пить. А впрочем…

Нина закрыла глаза. Так лучше вспоминалось…

Вот она отошла в сторону от экскурсантов. Что-то тяготило ее, мучило, а что — не объяснить и не понять. Но люди внезапно показались чересчур шумными, болтливыми, суетливыми, пустыми и скучными… Захотелось вдруг убежать, спрятаться от всех, забиться в лес, в кусты, в темную комнату…

— Чего зря суетиться? — как-то вскользь обронил Александр. — Жизнь и так отбирает у нас массу времени. И что у нас остается?..

Остряк…

Наталья Ильинична и Мила не заметили Нининого исчезновения. Они бурно и яростно выясняли отношения с водителем автобуса, который без конца слушал Михаила Круга, не знал дороги, злобился от своего незнания и хамил экскурсоводше, показывавшей правильный путь.

Нина устала. Ей хотелось домой, к маме. И вся эта дорога казалась теперь удивительно тяжкой, душной, слишком длинной… Словно что-то оборвалось в душе, где полчаса назад светлела на фоне горячего от солнца, выгоревшего неба белая церковь Покрова на Нерли, где все было так тихо, умиротворенно-красиво, так безбрежно, что сама душа тоже показалась Нине огромной и бесконечной, как небо над головой.

Ниночка будто заметалась, сама себя не понимая, не отдавая себе отчета в случившемся. Все стало мало и коротко, как платье, из которого она давно выросла. Все почему-то давило и раздражало, неожиданно окружающее оказалось мелким и незначительным все, кроме храма Покрова… Что вдруг случилось с ней? И почему все вокруг — пустое? И она сама, и ее придуманная любовь к Александру, и ее привязанность к детям?..

Нина задумалась. Но она ведь не просто их любит, а пытается чего-то добиться для себя с их помощью, доказать окружающим, какая она великолепная учительница, как много умеет, какие теории разрабатывает и проверяет…

А дети — не подопытные кролики и не материал для экспериментов. Они живые и будут жить так, как хотят. Никакие концепции и рамки не для них. И Нина с ее разработками и мечтаниями… Да, надо признаться себе самой: она пришла в школу, чтобы себя показать, о себе заявить… Только с этой одной-единственной целью…

Нина сжала горячие, потные, противные ладошки и опустилась на траву. Было очень плохо… Но почему?! Почему именно здесь и так неожиданно?!

Белые стены монастыря высились над нею, как крылья огромной птицы. И тут появилась она… Да-да, как раз в этот момент… Очень красивая молодая цыганка с толстой длинной косой. Склонилась над Ниной и пробормотала:

— Нюхнуть хочешь?

— Что? — не поняла Нина.

— Героин, кокаин, элэсдэ, экстази… — монотонно забубнила цыганка. — А то гляди, ломка будет… Вон уже сидишь, не встаешь на ноги, сил нет…

— Да у меня от другого их нет, — наконец, все поняв, обозлилась Нина. — Я не наркоманка! Просто устала… Плохо мне…

Цыганка присела рядом на корточки, распустив по траве веером яркую юбку.

— Беременная, что ли?

Нина отмахнулась:

— Да нет… Проблемы разные… Это сложно объяснить.

Цыганка внезапно с любопытством спросила, вглядываясь в лицо Нины темными глазами без всякого намека на зрачки:

— Любишь его?

— Кого? — удивилась Нина.

— Его, — флегматично повторила цыганка. — Сама знаешь кого. Своего парня.

— Нет, не люблю, — вздохнула Нина.

— А он тебя?

Темные глаза тлели жарким костром, разведенным давно и напрасно. Для кого ему гореть?..

— Он?.. Не знаю… Тоже, наверное, нет… А ты почему спрашиваешь?

Цыганка на прямой вопрос не ответила. Она будто разговаривала сама с собой.

— Да нет ее, любви этой… Кто там кому нужен… Мужики глаза только сальные пялят… Руки жесткие, грубые… Гадости говорят… Девка нужна им для постели… А для чего же еще? Грязь! Выдумали эту любовь… Вы, русские! — вдруг с ожесточением крикнула она. — Придурочные вы, живете набекрень!

— А вы ровно живете? — искренне удивилась Нина. — Вон наркотой торгуете…

— Жить-то надо, — философски отозвалась цыганка.

Как же она была хороша! Нина прямо залюбовалась ею, освещенной заходящим солнцем.

— Вы, русские, тоже торгуете. И воруете вовсю. Я сама сколько раз в электричках да в автобусах карманников видала… Только вы не замечаете, как они шуруют… Это меня не проведешь. Но мне они мигнули — и я молчу. Пускай свое дело делают!

— Свои люди в доску, — хмыкнула Нина.

Цыганка ее иронии не поняла.

— Ты, девушка, вставай поживее да иди к своим. А то наши прибегут…

Она не успела договорить, как откуда-то слева весело подлетели две цыганки постарше и загомонили, и заверещали, уговаривая на все лады Нину погадать. И про сглаз началась привычная песня, и про то, как его надо, просто необходимо снять, и про то, как потом у Нины все сразу станет хорошо да гладко… И появилась эта, третья, то есть четвертая, со злым золотым оскалом, видно главная, потому что остальные тотчас отступили почтительно перед ней, и Нина внезапно подчинилась ее воле, и встала, и пошла за ней… Куда, зачем… А та, молодая, с косой, неотступно и неслышно скользила по траве сзади и иногда шептала:

— Ничего не бойся, иди, я с тобой…

Они обе словно заклинали — одна, золотозубая, впереди, и вторая, с косой, сзади. Кто кого сильнее… И Нина между ними…

Она резко открыла глаза. Черная ночь за окном…

А что было дальше?..

Память будто устала, притомилась от излишнего напряжения и перестала трудиться. Яркие картинки летнего дня потускнели, почти стерлись, пропали…

И вдруг вспомнился горячий гневный шепот этой красотки с косой:

— Беги… Как только она уйдет… Я скажу, когда можно. Нет, я лучше рукой тебе махну, вот так, смотри… Не пей здесь ничего и не ешь. Поняла? Но беги отсюда не прямо, а влево, вон к тому лесочку. Он редкий такой, маленький, ты его быстро пробежишь насквозь. А там дорога… там народ… там уже тебе не страшно…

Как ей удалось сбежать, Нина не помнила. Знала одно: выполнила все повеления глазастой с косой. А на дороге, где мчались машины, внезапно увидела Наталью Ильиничну, возбужденную и энергичную, в окружении двух вяло переминающихся с ноги на ногу милиционеров. И закричала: