Боевая единица - Артем Каменистый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну что ж, спасибо, что все же выделил время. Надеюсь, я не слишком оторвал тебя от важных дел? Хотя, судя по костюму, ты скорее где-то веселился, чем работал.
– Святой отец! – притворно возмутился Чапай. – Откуда вы знаете, что в такой одежде веселятся, а не картошку копают?
– За дурака меня не держи, – усмехнулся священник. – Уж в чем картошку копают, всякий поп знает. Как там наши?
– Да ты должен знать, с тобой Нельма вроде переписывается.
– Давно о ней не слышно.
– Да убили ее… скорее всего. Допрыгалась наша баба-яга.
– Как? – нахмурился священник.
– Свои… Хотя, какие они на хрен свои? Вчера еще Монастырь на кирпичики разнесли.
Кивнув, священник задумчиво произнес:
– К этому все и шло… Не удивлен. Тебя ищут?
– Наверное. Я тем вечером из тюрьмы сбежал, так что, сам понимаешь, это им не понравится. Что обидно, три дня всего сидеть оставалось.
– А что так?
– Да отравить меня супостаты удумали. Вот и пришлось мне позаботиться о собственном здоровье.
– Есть будешь?
– Нет, что-то не тянет. Всю ночь за баранкой, посты гаишников по полям объезжал. Ни документов, ни денег, да еще и одежда… Сам видишь, не от кутюр.
– Да уж, одежка у тебя знатная.
– Так на том базаре выбирать не из чего было, – огрызнулся Бровкин и торопливо добавил: – Бузя, мне в Москву надо, и как можно быстрее.
– Воевать надумал? – понимающе кивнул священник.
– Чапаев никогда не отступал, и сейчас хвост поджимать не стану. Бузя, надо что-то делать! Пошла чистка, а это полная задница. Орден погибает, он почти сдох! То, что от него останется после подобного обрезания, будет простым придатком. Причем сам должен понимать, чьим придатком.
– Дурак ты, Чапай, – устало вздохнул священник. – И сам этого не понимаешь. Ты как тот ванька-неваляшка, его нагнут, он поднимается, нагнут, опять идет назад. И думает при этом, что силен, раз противится воле руки, и невдомек ему, что хозяин той руки просто играется.
– Бузя, я твою проповедь наизусть знаю, – отмахнулся рыцарь. – Как меня ни обзывай, но я хоть что-то стараюсь сделать, а ты забился в нору, напялил рясу и знай себе кадилом помахиваешь. Ученые Ордена хрен знает когда установили, что концентрация ионов серебра в вашей поповской воде слишком ничтожна, чтобы досадить тем, кого вы называете нечистой силой.
– Тезка, ты играешь словами. Разные у нас враги, разные. Вся твоя война окончится очень быстро. Может, ты и убьешь кого из правых или виноватых, но и сам быстро ляжешь. Такое не для тебя. Чапай, ты ведь трагик, тебе нужны сцена и зрители, ты можешь водить в бой тысячи воинов, но сам по себе сейчас не более чем актер без театра. Оставь, это не твое время. Если кто и добьется сейчас успеха, то не ты, и не я… Нельма может, если вдруг еще жива. Она волчица, оставшаяся без потомства, и если кто тронет ее девочек, то я ему не завидую. Очень не завидую… Нельму никогда не удавалось вывести на первые роли, не нужно это ей, но сейчас да, сейчас могла бы. Страшно подумать, на что она способна в таком отчаянии. Только тот, кому нечего терять, кроме того святого, на что уже подняли руку, может что-то сейчас сделать. Это лавина, она или аккуратно превратит Орден в придаток, как ты говоришь, или сметет все до основания. И кто знает, может, на руинах поднимется что-то по-настоящему новое… Без этой мерзкой грязи и лжи.
Чапай карикатурно похлопал в ладони:
– Браво! Бузя, да ты актер покруче меня! Настоящий трагик!
– Василий, твой цинизм мне неприятен.
– Придется потерпеть, таким уж я уродился.
– Все в твоих руках, стоит только захотеть – и ты сможешь себя изменить.
– А оно мне надо? Бузя, так ты можешь мне помочь?
– Немного, – кивнул священник. – Документов у меня нет, но дам рясу. Маленько великоватая для тебя будет, но ничего, пойдет.
– На хрен мне твоя ряса? – возмутился Чапай.
– У священников паспорта не смотрят. Прихожанин у меня хороший есть, фирма у него, грузы перевозит. Позвоню, если в Москву кто едет, тебя посадят. Спокойно доберешься. Денег маленько дам, а там сам уж будешь думать. И не спорь, в этом педерастическом костюме ты далеко не уедешь. Снимай его, ведь тошно смотреть.
– Ни за что, – категорично ответил Чапай.
– Что, неужто понравилось? – усмехнулся священник.
– Нет, – не обиделся Чапай. – Не одежда делает человека тем, кто он есть. А костюм хорош: толстая кожа, множество стальных деталей. Будет мне вместо бронежилета.
– Ты всерьез решил носить ЭТО под рясой?!
– По мне – что ряса, что педерастический прикид, разницы нет. По сути это одно и тоже.
– Выгнать бы тебя взашей, да рука не поднимается. – Священник покачал головой.
– У тебя оружие есть?
– Только кухонные ножи, выберешь себе, какой приглянется.
– Бузя, я тебя просто не узнаю! – Чапай покачал головой. – Ты, и чтобы ни одного ствола в хозяйстве не было?
– Нет больше Бузи, – грустно усмехнулся священник, – есть отец Василий.
– Никак я не пойму, откуда этот самый святой отец в тебе взялся! Ты же никогда фигней не страдал! Я же сам тебя тогда на руках выносил, вместе с Нельмой, вы на пару под жижу попали, на культяпках выскочили. И не слишком тебе приморозило… тогда. В госпитале ведь нормально оклемался, смеялся и шутки травил. Как ты дошел до того, чтобы уйти из Ордена?
– Если Бог даст тебе прожить лишние несколько дней, может, и поймешь, – загадочно произнес священник.
Лина еще никогда в жизни не была столь растерянной. Обилие магазинов Большого Мира вкупе с их богатейшим ассортиментом серьезно повлияло ее мировоззрение. Первоначальный замысел купить хоть что-нибудь непохожее на военную форму рухнул почти сразу. Потрясенная девушка теперь сама не знала, что хочет, но при этом одновременно хотела очень многого – очередной парадокс женской логики. Будучи в состоянии аффекта, она зачем-то купила миниатюрную сумочку, но спустя несколько минут выбросила ее в урну, осознав, что она ей ни к чему. Это происшествие несколько отрезвило выпускницу, после чего она всерьез принялась за решение вопроса своего обмундирования.
Подавляя в себе проснувшуюся страсть к шопингу, девушка сменила свой гардероб, обзаведясь обтягивающими брюками, не стесняющими движений, рубашкой и удобной курткой, подходящей к погоде – небо начинало хмуриться. Лина не думала, что кто-то может всерьез угрожать встрече, но ей приходилось учитывать самый худший вариант, при котором у Ярославского вокзала ее будут ждать несколько вооруженных до зубов головорезов. Все, что воспитанница могла им противопоставить, – нож, и это при том, что она не слишком хорошо умела с ним обращаться. Увы – владение клинковым оружием не было ее коньком.