На крыльях Феникса - Анна Яфор

Но чашка была одна. Да и обстановка в кухне никак не свидетельствовала о том, что в ней присутствовал посторонний человек.

Единственное, совершенно нелепое объяснение приходило в голову. Но она отказывалась верить. Не должно этого быть. Не мог он глотать эту «отвратительную бурду», как говорил раньше неоднократно, из своей чашки, в одиночестве спустя почти месяц после их … «встречи».

Руки машинально собрали разбросанные листки бумаги. Она не собиралась их рассматривать, но глаза наткнулись на надпись «выписной эпикриз», и оторваться уже было невозможно. Ольга читала, размазывая по щекам невысыхающие слезы. «Огнестрельное сквозное ранение правого плеча». Дата  поступления  –  тот самый день, в который она сообщила ему о своей «связи» с Мироном. Дата выписки – двое суток назад. Сознание вбирало подробности произошедшего, скупые факты, изложенные не до конца понятным медицинским почерком.  Лешка был ранен. И весь месяц, в который она сходила с ума от злости и ревности, провел в больнице, из которой вышел всего лишь на один день, чтобы оказаться там снова, в еще более плачевном состоянии.

Получалось, что все сомнения и переживания были беспочвенны. И лишившая ее окончательного покоя блондинка в супермаркете звонила совершенно другому «Лешику».

Ольга вдруг поняла, что ждала его, даже после того, как призналась в своих чувствах к другому мужчине, изгоняя тем самым Лешку из своей жизни. Все равно продолжала ждать. Ей  в голову не приходило, что он не может не только прийти, но и просто позвонить… Осознание накатило ледяной волной. Ком, перекрывший дыхание, резал горло острым лезвием. Алексей не смог бы дозвониться, если бы и захотел. Она заблокировала его номер, в тот же день, едва покинула квартиру. И, погрузившись в собственные переживания, напрочь забыла об этом.

«Он  все равно не стал бы мне звонить…», – хотелось уцепиться за спасительную мысль, но женщина себе этого не позволила. Закусив губу, открыла черный список телефона и, выделив Лешкин номер, нажала «отключить». Звонкая трель разрезала тишину помещения, уведомляя о пропущенных вызовах.  Один, второй, третий… Она сбилась со счета. Все-таки звонил, каждый день на протяжении целого месяца. Пытался достучаться до нее даже из больницы. А Ольга просто не знала об этом. И больше у нее не будет возможности услышать, что именно мужчина хотел ей сказать.

Снова вспомнилось его бледное лицо, вчера в офисе. И роскошные цветы… в урне. Ну почему, почему она такая глупая?! Так нелепо, бессмысленно утратить последний шанс…

Женщина вдруг ощутила себя палачом, наносящим безжалостный смертельный  удар человеку, которому несправедливо вынесли приговор. Лешка не заслужил подобного наказания. Не заслужил ее лжи, гибели в ужасных муках, с мыслью о том, что любимая женщина носит чужого ребенка. Несмотря на все его прегрешения.

Ольга опять разрыдалась. Ее наконец-то покинули сомнения в его чувствах к ней, теперь, когда во всем этом уже не было никакого смысла…

Она прошла в комнату, поднимая с незаправленной кровати наспех брошенную рубашку. Уткнулась в нее лицом, ощутив знакомый запах. Его запах. Так разительно отличающийся от другого… Легла на постель, не раздеваясь, не выпуская ткань из рук. Мысли причиняли мучительную боль. Любые. О  прошлом и об их бесконечных ошибках. О настоящем. О белой палате с бесчисленными приборами и … о нем… там… О будущем, в котором его не будет. Ничего не будет, кроме горьких воспоминаний о том, что уже нельзя исправить. Эти болезненные вспышки сознания не дали заснуть. Она просто провалилась в глухую темноту, не замечая ни сквозняка из полуоткрытого окна, ни ледяной от слез подушки.

Из забытья вырвал дверной звонок. Ольга открыла глаза, с трудом приходя в себя и медленно вспоминая прошедший день.  Боль накатила новой волной безысходности. Не хотелось даже вставать, а тем более видеть кого-то, говорить. Это наверняка был Мирон, так и не дождавшийся от нее обещанного звонка. И если она не откроет, в покое ее все равно не оставят.

Но за дверью неожиданно оказалась Полина. Красивая, спокойная, как всегда. Только в глазах застыла тревога.  Ольга грустно усмехнулась. Вот уж действительно лишила покоя не только себя, но и окружающих…

– Как ты?

Нелепый вопрос. Собственное состояние ее сейчас вообще не волновало. Она даже не нашлась, что ответить, просто пожала плечами, пропуская гостью в квартиру.

– Мирон попросил отвезти тебя в больницу. У него какая-то важная встреча на работе.

– Не нужно было беспокоиться. Я бы сама доехала.

– Конечно, доехала бы. Только на машине это будет быстрее, а у меня все равно день свободный. Так что я рада помочь.

Спорить не было сил. Да и отражение в зеркале, куда Ольга мельком бросила взгляд, отнюдь не свидетельствовало о ее готовности появиться в общественном транспорте. Бледная, с опухшими глазами,  растрепанная, в помятой одежде – почти картинка из фильма ужасов.

– Мы сможем заехать ко мне домой? Переодеться.

Полина кивнула, добавляя:

– А потом в ресторан. Я тоже еще не завтракала.

– Есть я не хочу.

Женщина опять согласно качнула головой.

– Не сомневаюсь. Но твой ребенок очень хочет.

Ольга нахмурилась. Ребенок. Она совсем забыла. Не чувствовала себя беременной. Не было ни токсикоза, ни каких-то новых вкусовых пристрастий. Даже аппетит нисколько не увеличился. Скорее наоборот, думать о еде вообще не хотелось, как и терять драгоценное время, которое можно провести в больнице.

Полина, кажется, угадала ее мысли. Спросила осторожно.

– Оль, ты собираешься сохранить этого ребенка?

Разве у нее были варианты? Конечно, она сохранит это  последнее и такое драгоценное воспоминание о Лешке. Его маленькую частичку…

– Если ты не будешь есть, то это будет довольно сложно. У него ведь сейчас формируются все органы, ему нужно расти… Поэтому… прости, но нужно поесть, если ребенок тебе нужен живым…

Ольга вдруг выдохнула отчаянным шепотом, обращая вопрос  даже не к Полине, а просто в пространство, к неведомому ей разуму, почти не надеясь получить ответ:

– А что нужно сделать, если мне живым нужен… он?… ЧТО????

Слезы опять были так близко, жгли глаза, перехватывая дыхание.

– Но ведь он пока жив… – похоже, слова давались с трудом. Полина словно боялась произнести то, что окажется неправдой, посеять ложную надежду, которой не суждено оправдаться. Но и промолчать не могла. – Зачем ты оплакиваешь его раньше времени?

– Но врач сказал… – не нашлось сил повторить приговор. Она лишь опустила голову, давясь рыданиями.

Полина опять помолчала, прежде чем решилась произнести:

– Оля, я не люблю об этом вспоминать. Но сейчас…