Семейная реликвия. Ключ от бронированной комнаты - Елена Зевелева

— Да, ребята, считайте, что нам повезло. Думаю, то, что нам предстоит увидеть, мало кто видел. А если повстречаемся еще и с «панночкой», то совсем будет хорошо, — высказал свое мнение взявший на себя роль руководителя группы председатель комитета Совета Федерации, большой знаток этих мест и любитель сытной украинской кухни.

Дождавшись еще одного члена своей делегации, в прошлом помощника министра обороны, прославившегося когда-то в юности в велосипедных гонках Анатолия Суворова, прилетевшего на день раньше, теперь уже впятером обсудили план своих дальнейших действий.

— Мобильники есть у всех, так ведь? Держите их постоянно включенными. Работа предстоит несложная, но нудная, — сообщил все узнавший к этому моменту Суворов. — В основном придется всем торчать в гостинице. Номера, как вы видели, прекрасные. За все давно заплачено, так что в случае задержки не волнуйтесь. Захотите — сидите в баре, в ресторане, в общем, главное — далеко не уходите. А вечером пройдемся по Крещатику. Перекусим в местных «Елках-палках», они здесь по-другому называются, прошвырнемся по магазинам. Такой план всех устраивает? Я же вместе с коллегой, — добавил он, указывая на председателя комитета Совета Федерации, — на некоторое время исчезну. У нас с ним здесь еще и свои дела есть. Мы же в прошлом киевляне, так что не удивляйтесь. До вечера постараемся выяснить, когда и где нас с вами примет мадам. Идет?

— Вполне, — ответил за всех Олег, увидев недалеко за столиком знакомого из «Комсомолки», жадно наворачивающего наваристый украинский борщ с пампушками в чесночном соусе. «Уж кто-кто, а он-то все знает», — решил про себя Олег и подошел к нему.

— Здорово, Василий! — обратился он к известному в журналистских кругах политобозревателю Урюпину. Тот был невысокого роста, худощавый с рано проявившейся лысиной. В нагрудном кармане его белого пиджака торчал оранжевый платочек — словно бант у революционеров в октябре 1917 года.

— Привет, Олег! Я давно тебя заметил, но не хотел мешать вашей компании и вклиниваться в беседу, — ответил тот, протянув левую руку, а правой продолжая хлебать борщ. — Садись, я сейчас борщ закончу, а потом еще пару котлет по-киевски съем. Тебе, думаю, это не помешает, а я очень есть хочу. С раннего утра здесь набегался прилично. Кстати, здесь полно наших. Многие разместились не здесь, но наверняка вечером на первом этаже в ресторане соберутся. Это же самая приличная гостиница Украины. Так что приходи вечером, если время будет, пообщаемся. А если хочешь, то можешь со мной по городу проехаться, покажу тебе музеи, памятники, разные исторические места. Да и расскажу многое. Ты в каком номере? Я в 208-м. Найдешь, если что.

— А что ты хочешь написать? Уж поделись с товарищем. Репортаж с майдана наверняка готовишь?

— Ну что ты, старик. Это для меня давно пройденный этап. Тайн у меня от тебя нет. Хочу, знаешь, некие штрихи к портрету украинской «железной леди» для «Комсомолки» сделать, если получится. Стал бы я разве из-за одного репортажа сюда гонять да селиться в такой роскошной гостинице? Мне, знаешь ли, газета таких бабок отродясь не платила. За такие деньги я бы лучше в Грецию или в Египет на недельку смотался, а то и на Канары. Нет, старина, я давно разворот заказал под свой материал, да и название придумал. «Юля краса — длинная коса», как тебе нравится?

— Молодец! Ты же знаешь, что мне всегда, даже когда мы работали вместе в Агентстве, твои материалы нравились. А сейчас, когда ты стал опытный, матерый журналюга, тем более. На мой взгляд, эта мадам вполне заслуживает твоего золотого пера. Только вот у меня она почему-то постоянно ассоциируется с Жанной д’Арк. Не совсем, конечно, но на национальную героиню тянет, согласись?

— Я тоже думал об этом, старина, но считаю, что сравнение с Жанной — это, конечно, перебор, — доев борщ и вытерев салфеткой засаленные губы, проговорил Василий. — Что ты, что ты. Упаси тебя Господь! Хотя бы потому, старикан, что Орлеанская девственница, если ты помнишь, окончила свою жизнь на костре — не дай бог Юле. Во-вторых, напомню, французская Жанна слишком явно ненавидела англичан, а наша героиня — смотрю, она тебе тоже нравится — публичных антироссийских пассажей не допускает. Может быть, потому, конечно, что сама она родом из почти русской Днепропетровщины. Не знаю. Но факт есть факт. В-третьих, если ты и дальше захочешь сравнивать, то пастушка из Лотарингии пришла исполнять свою освободительную миссию без единого гроша в кармане. Ей, как французы говорят, видите ли, некий «голос был». Что же касается украинской Юли, то в отличие от той Жанны она пришла в революцию вполне состоятельной женщиной, может и миллиардершей даже. Задумайся, она же возглавляла «Украинский бензин», «Единые энергетические системы» и т. д. и т. п. К тому же Жанна, на мой взгляд, скорее исторический миф, красивая легенда, сказка. До восемнадцатого века, насколько мне известно, о такой национальной героине французский народ не знал и не ведал. А Юля — длинная коса — какой же это миф! А? Убедил?

— Согласен, Василий. Ты как всегда прав. Но сходство все же есть. Причем в одном важном биографическом обстоятельстве. Жанна, говоря современным сленгом, это героиня, которая сама себя сделала, некая «селф-мейд вумен». Так или нет? И Юля тоже сделала свою потрясающую головокружительную карьеру после распада Союза, выйдя из самых низов. Можно сказать, босиком из той же Днепропетровщины пришла в политику. Годится?

— Еще как годится. Готов с тобой дальше порассуждать об этом. Вот только сейчас котлеты съем, а потом у меня абрикосовый торт с зеленым китайским чаем. Может быть, ты чего — нибудь хочешь? Я сейчас закажу, я мигом.

— Да нет, Василий. Я сегодня, в отличие от тебя, с раннего утра ем, причем довольно плотно. Поэтому кушай на здоровье, а я пойду к себе в номер. Мой прямо рядом с твоим. Дверь напротив. Стучи, заходи, всегда рад. Я пойду освежусь и поваляюсь немножко. Встал-то в пять утра. Так что приятного тебе аппетита. Заходи через пару часов. Жду. С удовольствием с тобой прокачусь по городу.

Вполне удовлетворенный встречей и своим разговором со старым знакомым, Олег не торопясь пошел к прозрачному лифту. Сунул свою пластиковую карточку-ключ в гнездо и плавно спустился до второго этажа. Включил в своем люксе весь свет, задернув при этом плотные, тяжелые шторы. Позвонил домой по мобильнику. Поговорил несколько минут с Ольгой и, выяснив, что все спокойно и никаких звонков ему сегодня с утра не было, разделся и шмыгнул в ванную. Пять звезд, обозначенных в проспекте, на визитке и даже на пластиковом ключе его номера, чувствовались и здесь. Ванная была просто королевская. С большим вкусом подобранный и выложенный кафель нераздражающего, почти песочного цвета. Всевозможные зеркала, в том числе круглое специальное зеркало для бритья с подсветкой и сильным увеличением возле умывальника, автоматически прекращающего ток воды. Душ менял напор и количество струй. Даже слив в унитазе — все управлялось электроникой. В глаза бросалось и количество бесконечных, белейшего цвета полотенец — от огромных банных до маленьких ножных, с рисунком ступни; халатов с буквами «РР» на нагрудном кармане, вышитыми золотыми нитками. Разовые тапочки, множество маленьких баночек и тюбиков разового парфюма, зубная паста со щеткой и другие туалетные принадлежности позволяли ничего этого не брать с Собой, как прежде, а прилететь в такую командировку, как он, налегке. С одним-единственным портфельчиком.