Цвет твоей крови - Александр Александрович Бушков

роскошный особняк, а не на укрепленную фортецию средневекового феодала, к которому в любой момент могут нагрянуть с визитом вежливости крепко вооруженные соседи – возможно, в отместку за его недавний визит к ним…

Слева стукнули подковы, сбившиеся с обычного дорожного аллюра, к которому я начал уже привыкать. Это Алатиэль, бесцеремонно проскочив под носом у пары гнедых лошадок, тащивших повозку с полотняной выцветшей крышей, поравнялась со мной. Судя по тому, как возница с уныло-равнодушным лицом натянул вожжи и дал ей проехать, для дворян такие вольности были в порядке вещей.

Она, подхватив висевшую на запястье плетку с резной деревянной рукоятью, прижала пальцами к рукояти плетеный ремешок и показала плеткой направо:

– Смотри, сейчас будет старинная достопримечательность…

В самом деле, метрах в ста от дороги возвышалось громадное здание из серого кирпича с черной крышей, крытой вроде бы прямоугольной черепицей. Гладкие стены, никаких кирпичных украшений, четыре ряда узких высоких окон с большими промежутками меж ними… Я впервые наблюдал здешнюю архитектуру вблизи, но все равно мне показалось, что у домища какой-то мрачный, угрюмый вид. Если здесь есть тюрьмы, именно так должна выглядеть местная тюрьма или иной казенный дом какого-то строгого назначения.

– И что здесь достопримечательного? – без особого интереса, исключительно ради коротания дорожной скуки спросил я.

– О, это историческое место! – воскликнула Алатиэль. – Лет пятьсот назад правил король Богулар Третий. Старый, противный и злющий. Так всех тиранил… Двух жен свел в могилу, а потом женился на молодой красавице Амиаль Торранской. У нее был возлюбленный, молодой дворянин, отнюдь не бедный, но род Торранских обрадовался возможности породниться с королем – большие были спесивцы и гордецы. – Она грустно покривила губы. – В те времена согласия девушек не спрашивали, как решили родители – так и быть… Рыцарь Дивейн был принят при дворе, и вскоре королю донесли наушники-соглядатаи, что по ночам Дивейн украдкой посещает опочивальню королевы. Король страшно разозлился, и больше всего его злило, что там не привычный дворцовый разврат, а большая любовь… Он казнил трех верных служанок Амиаль, помогавших свиданиям. Дивейна тронуть не осмелился – его род был сильным и могущественным. Наверняка он по своей привычке подослал бы к нему убийц или отравителей, но получилось иначе… Это – монастерий богини Нейри, единственной из Семи Священных, у кого есть монастерии. Вот король туда и заточил Амиаль навечно. Никто не знал точно, в какой, – монастериев в королевстве было около полусотни. Дивейн переоделся бродячим певцом, стал обходить один монастерий за другим и всюду пел любимую песню Амиаль, «Балладу о цветущем огнецветнике». Он сочинил до того много песен и баллад, их распевали все, и низшие тоже. И вот в дважды шестом по счету монастерии из окна отозвалась Амиаль, пропела следующий куплет баллады. Дивейн подкупил привратницу, и влюбленные стали через нее обмениваться посланиями. Они уговорились, что ночью Амиаль спустится по веревочной лестнице. Дивейн будет ее ждать с лошадьми, они постараются добраться до побережья и уплыть в Заморье. – Алатиэль погрустнела. – Только они не знали всего коварства короля… Привратница с самого начала ему служила и сначала относила каждое послание королевским соглядатаям, обосновавшимся поблизости под видом конюхов монастерия. В ночь побега они закололи Дивейна отравленными кинжалами. И оставили лежать под стеной. – Она с мечтательным выражением очаровательного личика продекламировала нараспев: – И когда настал рассвет, лучи восходящего солнца озарили тело отважного рыцаря, его мужественное лицо, даже в смерти гордое и непреклонное… Амиаль приняла яд и умерла, шепча проклятья королю и призывая на него отмщение богини любви Нолиаль…

– Это легенда? – поинтересовался я без особого интереса.

У нас тоже имелись подобные истории – Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта, Лейли и Меджнун. Да и в реальной истории порой случалось что-то, по красочности и романтичности мало уступавшее иным легендам…

– Вовсе нет! – возразила Алатиэль. – Это чистая правда… ну, может быть, потом немного и приукрашенная сочинителями. Есть исторические хроники, романы, баллады, трагедии для театра, одну до сих пор ставят…

– А что там случилось со злодеем-королем? – спросил я уже не без интереса. – Сдается мне, проклятие богини любви на него так и не обрушилось…

– Так и вышло, – грустно сказала Алатиэль. – Он прожил еще долго и в преклонных годах умер в своей постели оттого, что срок подошел. Старый мерзавец, убила бы своими руками… Дивейн и Амиаль так любили друг друга…

Так оно чаще всего в жизни бывает – без красивости и романтики. Сплошь и рядом на самых кровавых злодеев так и не обрушивается гром небесный, да и гнев людской не достигает, и они в преклонных годах мирно умирают в своей постели. Вот только Гитлеру мы ни за что не позволим ускользнуть от бесславной кончины…

Алатиэль все так же ехала рядом, но молчала с грустным лицом – переживала за влюбленных былых времен. Прошло довольно много времени, прежде чем она опять оживилась, показала плеткой куда-то вперед:

– Ну вот, сейчас сам увидишь, уже скоро…

Лицо у нее было уже не грустным – определенно сердитым, даже злым. Я в оба уставился вперед, но ничего примечательного пока не видел. Такое впечатление, что впереди случился затор – конные ехали гораздо медленнее, прямо-таки шагом, и так же тащились повозки. Алатиэль сердито сверкала глазами.

Вскоре я увидел…

По обе стороны дороги, совсем близко от обочины, стояли статуи каких-то четвероногих существ. Сначала я определил лишь, что эти создания не похожи ни на что знакомое, и прошло довольно много времени, прежде чем удалось рассмотреть их получше и оценить размеры…

Когда приблизились довольно близко, стало понятно, что статуи исполинские, высотой не меньше семиэтажного дома, высеченные из светло-желтого камня, следует признать, с большим мастерством. Совершенно одинаковые статуи. Некое мифологическое чудовище: тело напоминает скорее льва, лапы такие же когтистые, бока покрыты сложным узором, хвост в два кольца заканчивается чем-то вроде разлапистого зубчатого листа, оскаленная рогатая морда напоминает китайских чудищ с картинки в журнале «Огонек» (но не драконов). И без вопросов ясно, что это и есть пресловутый Дакташа, якобы держащий на могучей спине якобы плоский мир. Сколько же труда в это вбухано, хотя и наверняка меньше, чем в египетского сфинкса…

Действительно, Грайт был прав: ни с чем не спутаешь, раз других таких монументов попросту нет…

Вскоре объяснилась и причина задержки. Никакого затора не было, но всадники и повозки останавливались, всадники бросали на обочину монеты, а люди с повозок, проскочив перед мордами дворянских лошадей, поступали так же – причем многие из них падали на колени, зажимали виски