Каникулы Рейчел - Мэриан Кайз

Он молчал несколько секунд, а потом расхохотался.

– В чем дело? – Моя неуязвимость несколько поколебалась.

– Рейчел, – сказал он. – Ты показалась мне очень милой. Я хотел встретиться с тобой снова. Ты не захотела. Ну и дело с концом.

– И это все? – мрачно спросила я.

Он озадаченно пожал плечами:

– А что ты хотела бы, чтобы я сказал?

– Разве я тебе не понравилась?

– Разумеется, понравилась! – улыбнулся он. – Да и кому бы ты не понравилась?

Это было даже больше, чем я ожидала.

– Ты мне показалась очень красивой. Но я уважаю твое решение. Пойду поболтаю с народом.

– «Показалась»? – Я схватила его за полу куртки и топнула ногой.

Он удивленно обернулся.

– Показалась? – повторила я. – Значит, я только показалась тебе красивой? Прошедшее время?

Он поежился, как бы не понимая, в чем дело.

– Рейчел, ты отказалась со мной встречаться. К чему теперь все эти вопросы?

Я молча шагнула к нему. Он не сводил с меня удивленных глаз. Я зацепила указательным пальцем ремень его джинсов и резко дернула на себя, глядя прямо ему в глаза, и чуть не рассмеялась от удовольствия. Моя собственная непривычная раскованность придавала мне силы – я сейчас была чувственная женщина, женщина, которая знает, чего она хочет, и знает, как это получить. Я прижималась грудью к его груди, наши бедра соприкасались, я чувствовала его дыхание на своем запрокинутом лице. Ожидая поцелуя, я соображала, как бы выставить всех из моей спальни. Дверь не запиралась, но можно приставить стул. Ну, разве не предусмотрительно я поступила, побрив ноги накануне?

Между мной и Люком, безусловно, проскочила искра. И снова, уже не в первый раз, я пожалела о том, что он не крутой. Но, возможно, если он подстрижется и купит себе новую одежду, и…

Ну, поцелуй же меня, Люк! Я согласна. Прямо сейчас!

Он все не целовал и не целовал.

Я все ждала и уже начинала терять терпение. События почему-то не хотели развиваться по моему плану. Что это с ним такое?

– Боже мой! – вдруг сказал он и. слегка оттолкнув меня, отодвинулся сам.

Что это он делает? Он же с ума по мне сходил, а сегодня я так хороша, так сексуальна! Ну и что дальше?

– Ну ты и наглец! – усмехнулась я.

Я отказывалась его понимать. Я – современная женщина и беру то, что хочу! Так, по крайней мере, мне рекомендовали поступать на страницах глянцевых журналов. Не понимаю, почему не сработало.

– Скажи мне, Рейчел, – спросил он тихо. – Чего ты нанюхалась?

– Да при чем тут это? – удивилась я.

– Понятно, – мрачно подытожил он. – Возвращайся ко мне, когда снова станешь собой.

И ушел!

Я была потрясена. Для меня сразу как будто погас свет, и вечеринка перестала быть сияющим праздником. Так, сборище пьяниц и торчков в занюханной нью-йоркской квартирке, с тремя сдувшимися шариками, привязанными к двери.

Вскоре, впрочем, я распрямилась. Пора было принять очередную дозу. В конце концов, у меня в квартире полно симпатичных мужчин. Можно даже надеяться, что не все они – голубые.

А Люк Костелло пусть проваливает!

В ту ночь мне повезло. Я завязала знакомство с одним типом по имени Дерил – какой-то шишкой в одном издательстве. Он сказал, что знаком с Джеем Макинерни и бывал на его ранчо в Техасе.

– О! – восхитилась я. – У него, значит, два ранчо?

– Что, простите? – не понял Дерил.

– Просто я знаю, что у него ранчо в Коннектикуте, но до сих пор не знала, что и в Техасе тоже.

Дерил несколько смутился и помрачнел. Я сообразила, что сболтнула лишнее.

Когда мы поняли, что в моей комнате не получится, то бросили всех и отправились к нему домой. К несчастью, как только мы туда приехали, все стало складываться самым паршивым образом.

Для начала мы прикончили мой кокаин. Но как раз когда настало время лечь в постель и довести друг друга до экстаза, он вдруг согнулся в три погибели и принялся раскачиваться туда-сюда, повторяя тоненьким детским голоском: «Мама. Ma. Ma. Мама. Мам».

Сначала я подумала, что он так шутит, присоединилась к нему и немножко «помамкала» вместе с ним. Но вскоре поняла, что это вовсе не шутка, а просто он ублюдок паршивый.

Я села и попробовала поговорить с ним разумно, но он меня не слышал и не видел. К тому времени уже и солнце взошло. Итак, я стояла в красивой, просторной, оклеенной белыми обоями квартире на Западной Девятой улице, смотрела, как взрослый человек катается, как неваляшка, по полированному, вишневого дерева полу, и испытывала такое острое одиночество, как будто меня выпотрошили и бросили. Я увидела пылинки, танцующие в утреннем свете, и мне подумалось, что это центр мироздания и там одиноко и пусто. Все одиночество и вся пустота мира сосредоточилась в том месте, которое когда-то было моим желудком. Кто бы мог подумать, что один человек способен вместить в себя столько пустоты? Я представляла собой эмоциональную пустыню, и по этим пескам можно было брести неделями.

Пустота снаружи. Пустота внутри.

Я взглянула на Дерила. Он уже спал, засунув в рот большой палец. Сначала я подумала, не прилечь ли рядом, но потом мне показалось, что он не слишком обрадуется, обнаружив меня утром у себя в постели. Я мялась, не зная, что предпринять. Потом вырвала из записной книжки листок, написала на нем: «Позвони мне!» и подписалась: «Рейчел». Некоторое время я колебалась, написать ли просто «Рейчел» или «целую, Рейчел». Потом решила, что просто «Рейчел» будет безопаснее, хотя и менее интимно. Я подумала еще немного и приписала внизу: «Девушка с вечеринки», на тот случай, если он сразу меня не вспомнит. Хотела было нарисовать свой портрет, но вовремя взяла себя в руки. Потом засомневалась, не слишком ли жирный и настойчивый получился восклицательный знак после «Позвони мне». Может, мне стоило добавить «если хочешь…»?

Я понимала, что делаю глупость. Он не позвонит мне (а он, конечно же, не позвонит), я буду терзаться, вспоминая все, что сделала и чего не сделала (может быть, записка получилась слишком холодной и он не поверил, что я действительно хочу, чтобы он позвонил. А может, записка, наоборот, показалась ему слишком агрессивной? Наверно, стоило написать наоборот: «Не звони мне». И так далее, и тому подобное).

Записку я положила около его руки, а потом отправилась посмотреть, что у него есть в холодильнике. Мне нравилось заглядывать в холодильники к стильным людям. Там не оказалось ничего, кроме головки бри и куска пиццы. Положив сыр к себе в сумку, я отправилась домой.

Я заставила себя пройтись пешком по залитой утренним солнцем улице, потому что считаю, что движение – наилучший способ обрести душевное спокойствие. Но на этот раз не получилось. Улицы казались мне зловещими и угрожающими, весь пейзаж – каким-то нереальным, фантастическим. Я чувствовала, что редкие прохожие – а было шесть часов утра, воскресенье – оборачиваются на меня. Мне казалось, что на меня смотрит весь Нью-Йорк, что весь город ненавидит меня и желает мне зла. Я все ускоряла и ускоряла шаг, пока не обнаружила, что бегу.