Клятва воров - Мэри Э. Пирсон

Вместо этого сосредоточилась на столовом серебре и салфетке, которую постоянно поправляла на коленях. Монтегю был поглощен едой и разговором, так что мне, по крайней мере, не пришлось играть для него роль. Все ели. Проходили минуты, моя еда остывала. Я смотрела на серебряный нож, лежащий рядом с тарелкой и мерцающий в свете свечей, словно прося, чтобы им воспользовались. Умирать будем завтра, Кази, умирать будем завтра. Не сегодня. Но отвести взгляд от ножа мне не удавалось, и я слышала, как Зейн разговаривает с другими гостями, будто все в мире его устраивает. Его слова обволакивали меня, как тошнотворный сон. Я погрузилась в черный мир, мир, где не могла найти поддержки.

«Выходи, девочка!»

Зейн говорил о чем-то, но я лишь слышала слова, которые не хотели угасать в моей голове.

«Ты принесешь хорошую прибыль.

Где она?

Где это отродье?»

Я подняла взгляд и больше не могла отвести его. Он застыл на его лице, как в ту давнюю ночь, и казалось, в комнате находимся только Зейн и я. Только мы, кого связывали моя мать и пять ужасающих минут. Я почувствовала, что дюйм за дюймом выползаю из темной тюрьмы. Смотрела на родинку на его запястье, на бледную кожу, на вьющиеся волосы и черные глаза. Он почувствовал мой взгляд и повернулся. Я всадила нож в масленку, крутанув так, что масло закрутилось вверх рваным кругом, как мясо, срезанное с окорока. Следующие слова Зейна повисли в воздухе, так и не произнесенные, его черные глаза метались от меня к ножу и обратно. Я намазала масло на толстый кусок хлеба, снова вонзила нож в масленку и покрутила его, представляя, как он вонзается в Зейна, отделяя от него по кусочку.

– Как ловко у вас получается, – сказала женщина, сидевшая рядом с Зейном.

Я намазала еще один завиток масла на хлеб.

– Вы любите масло, да? – заметил другой гость.

– Нет, – ответила я, – на самом деле ненавижу масло. Мне нравится только то, как нож разрезает его. Так гладко и легко.

В глазах Зейна застыл страх. Может, не из-за того, что он думал, будто я собираюсь зарезать его, а потому, что в любой момент могу вскочить и рассказать всем о нем, украв у него жизнь так же, как он украл мою. Он боялся моих мыслей и темных планов, которые я могла вынашивать. Мой разум он не мог контролировать. Даже несмотря на обещание помочь мне встретиться с матерью снова. Она мертва, Кази. Мертва.

Но я слышала ее голос. Бодрый. Живой. Там. Моя чиадрах. Ешь, моя дорогая. Ты должна есть.

Я не могла упустить шанс. Надежда. Она ожила во мне.

Пусть он попадет в самый жаркий уголок ада за то, что снова так со мной поступает.

Я отпустила нож, позволив ему громко удариться о тарелку, и съела свой холодный ужин. Еда никогда не должна пропадать зря.

Дайна легонько коснулась меня.

– Король задает тебе вопрос, – прошептала она.

Я подняла голову. Король и все сидящие на другом конце стола смотрели на меня.

– Что-то не так? – спросил Монтегю.

Я вытерла рот салфеткой и отложила ее в сторону.

– Нет, ваше величество. Просто проголодалась и поглощена едой. – Я извинилась и попросила его повторить свой вопрос.

– Слышал, ты рассказываешь загадки. Может, развлечешь всех и расскажешь нам одну?

Загадки? Мое лицо горело. Интересно, как он узнал. Никогда не рассказывала загадки никому, кроме Джейса и…

Гарвин, должно быть, увидел замешательство на моем лице.

– Мустафье, – заговорил он. – Торговец, продающий безделушки на бирже. Он восхищен тобой.

Мустафье. Я не знала его имени, но помнила того мужчину. Логофила, который дал мне в качестве платы кольцо из виноградной лозы. Тем не менее я задумалась. Развлечь всех? Я в этом сомневалась. Король любил слушать лишь собственный голос. Возможно, он хотел показать, что знал обо мне больше, чем я подозревала. У него везде были уши и глаза.

Я задумалась. В заде царила тишина ожидания.

– Хорошо, – сказал я. – Вот, пожалуйста.

Я загадала несколько коротких загадок, простых, про деревья, яйцо и носы. После каждой загадки по столу прокатывалось бормотание, гости обсуждали возможные ответы, но король всегда отвечал первым.

– Наверняка у тебя есть для меня что-то посложнее? – сказал Монтегю после четвертой загадки.

Есть. Но иногда смысл загадки заключался не в ее сложности, а в возможности отвлечь внимание.

– Дайте подумать, – ответила я, но уже знала одну загадку, которая могла бы отвлечь. – Слушайте внимательно, – сказала я. – повторять не буду.

Он кивнул, и я заговорила.

         Я сплю в пещере, в темной и тесной,

         Ты редко встретишься со мной.

         Но гневное слово выманит наружу,

         Я режу, и рычу, и рвусь на стужу.

         Иногда крадусь, моя добыча на виду,

         Я обману, преследуя, смертельно укушу.

         Мощные удары, жалящий хлыст,

         Захвачен враг в жестокий хват.

         Но сладкие наслаждения влекут меня,

         Манят нагого соблазнительным вкусом.

         Мед, вино, пироги так сладки,

         Сахарное печенье, мясо и фрукты,

         Но желание может соблазнить и меня,

         Ведь всегда стремлюсь к поцелую,

                                                    истинно любя.

На этот раз не послышалось бормотания. Несколько ртов были открыты. Либо в замешательстве, либо такие слова, как «нагой», «соблазнить» и «поцелуй», заставили мысли гостей разбежаться в разные стороны. Я заметила, как Монтегю едва заметно сглотнул. Он пристально посмотрел мне в глаза. Он знал ответ.

– Довольно высокопарная загадка для простого куска плоти, – наконец сказал он.

– Простого? Напротив, ваше величество. Язык переживет тело. Он может свергать королевства и создавать их. Может вести армии и уничтожать их. Его сила не в размере или красоте, а в его ловкости и стойкости.

– Как что-то может быть сильным, если его легко соблазнить?

Я пожала плечами.

– Вероятно, это проклятие нашей человеческой природы. Нам всем нужно питаться, верно?

– Истинно любя? – воскликнул Гарвин, смеясь. – Ты действительно веришь в такое?

Да, ты предательский засранец, хотя сомневаюсь, что ты хоть что-то испытывал по-настоящему.

Я задумчиво наклонила голову и ответила:

– Это всего лишь загадка, Гарвин. Для развлечения. Извлекай из нее все, что хочешь. Но если ты никогда не испытывал ничего по-настоящему, это не значит, что этого нет. Ты также никогда не мыл за ушами. Но возможно, что каким-то чудом это однажды случится.

Все засмеялись. Монтегю рассеянно улыбнулся.

Его мысли были в другом месте.

* * *

Столики заполнились десертами, и гости снова ходили по залу, болтая и смеясь. Я была готова выколоть себе глаза, смотря на этот блеск и притворство. Все, что хотела сделать, это