Рабин Гут - Алексей Лютый

Всем командирам, начиная от Кауты и кончая Горынычем, досталось отдельное помещение. А каждое из двух отделений йоменов разделили на пятерки и расселили в четырех крупных пещерах.

Жомов сразу принялся за установление в отряде железной дисциплины и первым делом составил график нарядов. Каждая из пятерок получила по четыре часа дежурства в дозоре в светлое время суток. Еще четыре часа группы должны были заниматься усовершенствованием своих воинских навыков. Такой же промежуток времени отводился стрелкам на охоту, а пехоте на сбор топлива для кухни. В оставшееся до отбоя время каждый из бойцов мог заниматься личными делами.

До введения чрезвычайного положения Жомов посчитал ночные дежурства нецелесообразными. Поэтому и придумал закрывать вход в лагерь сухим можжевельником в темное время суток. Для пущего спокойствия Иван выпросил у Рабиновича разрешения привязывать на ночь к этой куче хвороста Мурзика в качестве звуковой сигнализации.

Поскольку главной задачей отряда (хотя это официально и не разглашалось) было накопление драгоценных камней, а лучше Рабиновича с этим все равно бы никто не справился, то дальнейшее руководство деятельностью отряда Сеня добровольно возложил на себя.

Для успешной экспроприации ценностей у местных эксплуататоров отряду нужна была оперативная информация о том, кто, когда и с чем поедет через Шервуд. Понятно, что без сети осведомителей в этом деле обойтись невозможно. Создать ее и поручили Аллану, как человеку, выросшему в окрестностях этого леса. Средств ему было приказано не жалеть, но действовать в разумных пределах.

Естественно, что после первой же операции партизанский отряд начнут усиленно искать все кому не лень. Для того чтобы какой-нибудь местный доброхот из корыстных побуждений не указал властям путь к лагерю, следовало безоговорочно завоевать доверие всего окрестного населения. Помня, какой фурор в окрестностях Каммлана произвела раздача незначительной части награбленного, за обработку (то бишь за подкуп) наивных аборигенов Рабинович решил взяться сам.

На Попова легли обязанности повара, завхоза, главного самогонщика и поп-идола всего отряда. Большего Сеня ему доверять не хотел, но Андрюша неожиданно взбеленился.

– Какого хрена! – возмутился он. – Я вам не домохозяйка, чтобы безвылазно на кухне торчать. В конце концов, что бы вы без меня делали, когда с разбойниками дрались?

Сей факт вынуждены были признать все. Поэтому на операции по экспроприации решили Попова брать. И в качестве звукового сопровождения, и как взлетную команду по запуску огнедышащего летательного аппарата.

Грифлету в планах Рабиновича отводилась самая значительная роль. Поскольку он был рыцарем и все местные «благородные» порядки знал, то и должен был закупать драгоценности у окрестных ювелиров на экспроприированное золотишко.

Подозрения такими коммерческими операциями Грифлет ни у кого не вызовет. А для получения от сделок максимальной выгоды сопровождать его в Ноттингем (ближайший крупный городишко) должен будет Сеня. В качестве слуги.

Распределение обязанностей на этом бы и закончилось, но в разговор неожиданно встрял Горыныч. Он заявил, что не может отпускать Рабиновича с одним только Грифлетом на вражескую территорию. Не дай бог, с драгоценным Сеней что-то случится, и тогда все мечты Ахтармерза о возвращении в отчий дом накроются медным тазиком. Горыныч предложил свою кандидатуру в качестве телохранителя. Но ему самым беспардонным образом было отказано.

– С такими, как у тебя, рожами на людях можно только в мешке появляться! – порадовал Горыныча Каута. – Сиди лучше в лагере и дичь поджаривай, очаг самоходный!

– На свою рожу лучше посмотри, – обиделся Ахтармерз. – Расист пещерный!

Рабинович дальнейшие споры пресек, заявив, что Горыныч с его знаниями гораздо полезнее будет внутри лагеря. Да и подозрений к путешественникам не привлечет. А для успокоения трехглавой монстровской душеньки Сеня согласился взять телохранителем Кауту. В качестве оруженосца сэра Грифлета. Рыцарь, кстати, вообще ни слова против не сказал. Видимо, старательно обучался христианскому смирению. Зато обиделся Жомов.

– Оставь моего сакса в покое! – заорал Иван. – У тебя вон Аллан хитромудрый есть. А Каута мне в лагере нужен. Кто посты будет проверять? Мне, что ли, по скалам козлом скакать?

– Козлом можешь не скакать, – перебил его Рабинович. – Можешь ящерицей ползать. Вон Горыныч научит. А Кауту я возьму, поскольку у Аллана и без того работы полно.

В общем, спорили два мента довольно долго (причем в выражениях не стеснялись, чем вогнали в краску случайно подслушавшую разговор летучую мышь!). Но итог оказался вполне прогнозируемым: Рабинович настоял на своем. Переубедить Сеню еще вообще никому не удавалось!

Весь день приезда было решено посвятить благоустройству лагеря. Следовало привести новое жилье в приемлемый вид. Чтобы хоть спать спокойно можно было. Поэтому распоряжением начальника штаба был назначен ПХД. Лишь Аллана сразу после обеда отправили налаживать контакты с осведомителями. Вернуться он должен был завтра к обеду. А с утра в Ноттингем уезжали Грифлет и Каута для разведки и сбора новостей.

Жомов, получив возможность гонять йоменов из угла в угол, совершенно успокоился. А после обещания Попова к вечеру нагнать самогонки, используя кое-что из кухонного инвентаря, и вовсе воспрял духом.

– Хрен с тобой, Сеня. Бери Кауту, – великодушно махнул рукой Жомов. – Только учти, я твоего шибко ценного Аллана тоже припахивать буду!

– Имеешь полное право, – согласился Рабинович и пожал другу руку. Мир был восстановлен!

Если не считать того, что раза три Мурзик по ложной тревоге поднимал на уши весь лагерь, ночь прошла относительно спокойно.

Утро выдалось просто восхитительным! Отоспавшееся солнце вызолотило первыми косыми лучами верхушки дубов и вязов, словно корону лесного властелина. Оно же разбудило мелких пичуг, заливших мелодичными трелями всю округу. И даже легкий ветерок не посмел испортить великолепие утренней природы. Он лишь нежно пригладил лепестки вереска, усыпанные сверкающими жемчужинами росы. Зато Попову было наплевать на все красоты!..

– Убью гада! – заорал Андрюша, едва выбрался спозаранку из своего номера-люкс по нужде. – Найду, и все отверстия цементом закупорю!

Крик Попова, как обычно, произвел фурор среди случайных слушателей: две малиновки умерли от разрыва сердца, а единственная в лагере престарелая летучая мышь окончательно оглохла и с тех пор летала только с поводырем – жалостливым филином.

Большинство йоменов Андрюшу до этого не слышали. Поэтому истошный вопль приписали не ему, а трубам Армагеддона. Перепуганные бойцы бросились из пещер навстречу четырем всадникам конца света, подсчитывая собственные грешки. Каково же было их облегчение, когда внутри каменного колодца вместо четверки предвестников Апокалипсиса оказался один Попов. Впрочем, радовались мальчики недолго. Поскольку Андрюша заорал еще раз!

– Какая тварь мне под дверь нагадила?! – рявкнул Попов, снимая с правой ноги перемазанный ментовский ботинок. – Сознавайтесь, сволочи!