Свадьба - Даниэла Стил

— Меня это не интересует. Если бы я хотел на тебе жениться, я бы давным-давно развелся с Джоанной. Неужели ты сама не догадывалась?

Аллегре было не только больно. Она почувствовала себя идиоткой. Разгадка все это время лежала на поверхности, все было именно так, как говорила доктор Грин, только она ничего не видела или не хотела видеть. Ни тогда, ни сейчас она не хотела знать правду. И от этого было еще больнее.

— Ты меня просто использовал! — обрушилась Аллегра на Брэндона. — Ты меня обманывал, водил за нос! Кто дал тебе право так поступать со мной? Это нечестно, я ведь была тебе верна!

— Честность, справедливость, верность — все это чушь собачья, ты знаешь хоть одного честного человека в этом мире? Так что с меня довольно. Каждый сам о себе заботится как может.

— Например, говорить одной женщине, что отправился навестить детей, а сам в это время спит с другой? Так, что ли?

— Аллегра, это моя жизнь, моя работа, мои дети. А тебе

вечно хотелось во все сунуть свой нос, во всем поучаствовать. Знаешь, мне это никогда не нравилось.

— Нет, я не знала, — печально призналась Аллегра. — Этого я никогда не могла понять. Может, тебе нужно было мне объяснить, иначе мы не зашли бы так далеко и не потратили друг на друга два года жизни?

— Потратили? Я ничего не тратил. — Брэндон самодовольно ухмыльнулся. — Я делал только то, что сам хотел.

— Убирайся из моего дома! — Аллегра с ненавистью посмотрела на него. — Ты просто ничтожество, врун, прохиндей! Я попусту два года тратила на тебя душевные силы. Ты не способен на чувства, ты не можешь ничего дать ни мне, ни своим друзьям, ни знакомым, ни даже тем, кого ты якобы любишь. Ты даже собственным детям ничего не даешь. Больше всего на свете ты боишься, что кто-нибудь может вторгнуться в твое пространство, или, не дай Бог, заставит испытать хоть какие-то чувства, или, еще того страшнее, станет ждать от тебя каких-то обязательств. Да ты просто жалкая пародия на мужчину! Все, хватит, убирайся из моего дома!

Брэндон колебался лишь мгновение, мельком покосившись на дверь спальни. Аллегра встала с дивана, подошла ко входной двери и распахнула ее.

— Ты слышал? Уходи. Убирайся. Я не шучу.

— Кажется, у тебя в спальне осталась кое-какая моя одежда.

— Я пришлю ее тебе по почте. Прощай.

Она стояла у двери и ждала. Брэндон прошел мимо нее с таким видом, будто рад бы был ее задушить и нисколько не пожалел бы об этом. Он не извинился, не удостоил ее взглядом и не попрощался. Брэндон оказался совершенно бессердечным существом. Обидные слова, которые он бросал Аллегре, ранили ее в самое сердце. Она услышала все: и что он никогда не хранил ей верность, и что всегда поступал так, как считал нужным. Брэндон — холодный, бессердечный эгоист, и никакого терпения, никакого человеческого тепла не хватит, чтобы его изменить. Хуже всего было то, что Аллегра услышала и те слова, которые он не произнес вслух: она поняла, что он ее не любит и никогда не любил. Каждое сказанное им слово лишь подтверждало правоту доктора Грин. Сейчас, стоя у закрытой двери, Аллегра только удивлялась, как она могла не догадываться об этом.

Долго еще после ухода Брэндона она сидела и думала о том, что случилось, в конце концов снова заплакала. Он действительно такой, каким она его называла, — пустой, ничтожный, эгоистичный, бездушный, но ведь она два года его любила — или думала, что любит, — и верила, что он отвечает ей взаимностью. Больнее всего было сознавать свою жестокую ошибку. Аллегра даже не посмела обратиться за утешением к доктору Грин. Ей было бы невыносимо услышать, что она ни в чем не изменилась. Она не стала звонить и матери, догадываясь о мнении Блэр и не желая его слышать. Блэр наверняка сказала бы: оно и к лучшему. Аллегра сама понимала, что без Брэндона ей будет лучше, чем с ним, что он ее использовал и сознательно вводил в заблуждение. На самом деле ему было на нее плевать, в чем он и признался, сидя на ее диване, покуривая сигарету и безжалостно разрушая то немногое, что еще оставалось от ее чувства. Аллегре хотелось с кем-то поделиться, рассказать, что она обманута, что Брэндон оказался мерзавцем, но рассказать было некому. Она была совсем одна. Такой же она была до встречи с Брэндоном — одинокой, брошенной последним любовником. Тогда ей казалось, что горький урок пошел на пользу, но напрасно она так считала. Теперь от правды не скроешься, и это самое страшное.

Аллегра легла в постель и стала снова думать о Брэндоне. Он недостоин ее, без него ей будет только лучше. Она обнаружила женские вещи в его гостиничном номере. Однако не все в их прошлом было так плохо. Глядя на фотографию, сделанную в прошлом году в Санта-Барбаре, Аллегра не могла не вспоминать, как у них все было хорошо тогда, ведь она думала, что очень его любит. От этих мыслей становилось еще горше.

Интересно, позвонит ли он? Будет ли сожалеть о случившемся? Попросит ли прощения за то, что так несправедливо с ней обошелся? Впрочем, Аллегра уже дважды побывала в подобной ситуации, и ни один из ее «бывших» так и не позвонил. Разбив ее сердце, они просто исчезали, по-видимому, чтобы сделать то же самое с другой женщиной. Сегодня вместе с Брэндоном Эдвардсом от нее ушли два года ее жизни.

Позже, уже глубокой почыо, Аллегра встала с постели и зажгла свет. Ей пришлось собрать для этого все силы. Остановившись у окна и глядя в темноту, она снова задумалась о Брэндоне. Конечно, теперь можно позвонить Джеффу и сказать, что свободна, но она не хотела это делать. Ей нужно было время, чтобы оплакать свою потерю. Каким бы, Брэндон ни был мерзавцем, как бы плохо к нему ни относились все ее родные, все же она два года его любила.

В понедельник утром Аллегра вышла на работу усталая, бледная, осунувшаяся. Глядя на нее, можно было подумать, что она побывала не в Нью-Йорке, а в прессе для отжима белья. Элис даже показалось, что она похудела за время поездки.

— Что с вами стряслось? — спросила секретарша участливо.

Аллегра пожала плечами. Боль все еще не прошла, она

постоянно думала о том, что Брэндон, наверное, давно ее обманывал, только она по своей наивности ничего не замечала. Словом, она чувствовала себя идиоткой, и это ранило ее гордость. Но дела, работа не ждали, и со временем Аллегра начала понимать: хотя Брэндон задел ее гордость, сердце ее не разбито. Более того, теперь она даже не была уверена, так ли она его любила, как ей казалось. В этом было что-то странное. Ей было грустно, но она не так уж сильно сожалела, что все кончилось. В какой-то степени даже испытывала облегчение. За неделю, проведенную в Нью-Йорке, она много думала о своих отношениях с Брэндоном и стала замечать кое-какие детали, которых не замечала раньше, но о которых ей не раз говорили другие: например, его непонятное отчуждение, стремление сохранить дистанцию, боязнь близости. Если раньше она только недоумевала, почему его так часто не бывает рядом в нужный момент, то теперь все стало ясно — у него просто были другие женщины, и даже не важно, одна или десять. Сколько их было и насколько серьезными были их отношения с Брэндоном, она уже никогда не узнает, важно одно: Брэндон ей изменял. От этой мысли Аллегра приходила в ярость.