Подарок крестного - Марина Александрова

Отказаться Михайло побоялся, но и соглашаться не стал:

– Ежели у государя ко мне поручений не будет, непременно приду.

Где-то по коридору вдали послышались еле слышные, словно крадущиеся шаги, но чуткое ухо Темрюковны различило даже столь тихий звук. Столь же поспешно, как обняв, так и отпустив Михаила, она вновь с невозмутимым, словно небо в ясный день, видом продолжила прерванную уходом государя беседу, и даже более зоркий человек не смог бы ничего заметить, не говоря уж о Гришке.

Он доложил, что Шорин может отправляться к себе в терем – государь, памятуя о том, что последние дни Михайло стремится поскорее уехать, видимо, к своей зазнобе, не стал понапрасну задерживать друга, разрешив ему при желании покинуть Кремль.

Однако разрешение государя Шорин постарался воспринять как приказ, потому никто и не удивился, что Михайло поспешно засобирался, да и Мария не смогла никак задержать гостя, поскольку Гришка и к ней обратился с каким-то государевым словом.

Как подстреленный зверь бежал Михайло из Кремля, только пыль летела из-под копыт, и челядь пришла в недоуменье, отчего же боярин, скорее имевший славу покладистого господина, сегодня так разбушевался.

Впервые, наверное, за всю свою жизнь сорвав зло на ком-то из прислуги, Михаил начал мучительно обдумывать, как же не навредить себе и отделаться от назойливой государыни. Ясное дело, тайно встречаться с Марией он вовсе не хотел, и не только из-за Иоанна. Не лежала у него душа к странноватой Темрюковне. Единственный выход, который он видел из этой беды, был таковым.

Под каким-нибудь предлогом нужно было прекратить вечерние беседы с Иоанном, однако разделяя с ним другие забавы, на которых не могла бы присутствовать Мария. К тому же следовало уделять государю больше внимания, потакать его прихотям. Иоанн не будет в обиде, а Темрюковне, в случае чего, ссылаться на занятость да на государевы поручения, попутно выказывая к ней более теплое отношение, и Мария будет свято верить в то, что отнюдь не безразличие со стороны Шорина виной их не состоявшейся связи.

Первой бедой, с которой предстояло теперь справиться Михаилу, было занять себя чем-то важным в день прибытия послов. Как ни крути, а ничего стоящего он не мог придумать. То ли это государыня постаралась, то ли Иоанн сам решил не напрягать эти дни любимца, но ни одного, даже плевого дела ему так и не поручили. Ничего не оставалось, как только прийти на встречу с государыней.

Тогда Шорин пустился на хитрость. Пускай в этот раз не Михайло, но государыня окажется занятой и не придет на встречу. В беседе с царем, вот-вот ожидавшим прибытия послов, Михаил искусно дал ему понять, что негоже государю иноземцев одному без государыни встречать, у них, дескать, так не принято.

Михайло верно рассчитал, Иван Васильевич и впрямь на этот раз взял с собою государыню, и Мария, с любезною улыбкой сопровождавшая царя, от ярости даже выглядела бледнее, чем обычно. Ясно, что другого такого удобного случая в ближайшие дни не предвиделось.

Уже прошла не первая седмица, с тех пор как государыня положила глаз на боярина Шорина, но тайными стараниями Михаила ей никак не удавалось не то что встретиться с ним наедине, но даже увидеться хотя бы мельком. Михайло уже начал верить, что, как он и надеялся, разлука охладит пыл дикарки, оттого вновь обрел нарушенное спокойствие. Но он ошибался. Упорная Мария не оставила своей затеи, напротив, чинимые преграды только еще больше распаляли ее страсть. Намереваясь действовать наверняка, она лишь решила выждать.

По воле Божьей или еще по какой причине, но жизнь Михаила давно уже стала похожей на начинавшее бушевать море: едва стоит морской глади затихнуть после очередной волны, как тут же с еще большей силой накатит новая…

Пока Михайло наслаждался обоюдным счастьем со своей возлюбленной, судьба уже готовила ему новый поворот.

Иван Васильевич, женившись, недолго пребывал в счастливом спокойствии. По всей видимости, Анастасия слишком много значила для государя, и новая супруга не смогла ее заменить. Мария не только не обладала добродетелью Анастасии, но, напротив, еще больше утверждала Иоанна в злых склонностях. И совсем вскоре Иоанн продолжил начатые зверства.

Стали продолжаться буйные пиры и попойки, новые царевы любимцы выдумывали ежедневно разные потехи и игрища, чтобы веселить своего хозяина, процветал разгул и скоморошество.

Злоба Иоанна росла с каждым днем, теперь он и мысли не мог допустить, чтобы кто-то осмеливался перечить его воле; начались опалы и казни. Уже пострадали князь Дмитрий Овчинин-Оболенский, князь Михаил Репнин, князь Курлятев, друг Адашева; Михаила Воротынского сослали с женой и детьми на Бело озеро… Каждому боярину теперь приходилось трепетать за свою жизнь, и с каждой новой жертвой росло количество недовольных. Один за другим лучшие бояре подвергались опалам и казням, кровь лилась рекой, Москва цепенела в ужасе…

Самым достойным мужам приходилось туго в ту пору, но зато широко распространились доносы и наушничество. Угождая расположению души Иоанна, подслушивались тихие разговоры в семействах, между друзьями. Клеветники не гнушались выдумывать преступлений, которых не было даже и в помыслах. Однако постоянные доносы и наветы только еще больше поддерживали безумную мысль царя. Иоанну казалось, что кругом него страшная крамола и измена, и ненависть к боярам, таившаяся с детства, разгоралась все сильнее и сильнее.

Один лишь Михайло, то ли по детской дружбе, то ли оберегаемый неведомой силой, избегал государева гнева. Став осторожным, Шорин не выражал недовольства государевым правлением, и лишь мягко высказывал свои пожелания, если Иоанн интересовался мнением друга. Царю нравились столь ненавязчивые замечания Михаила, в особенности то, что он никогда не настаивал на своих словах. Иоанн мог простить своему другу те вольности, за которые другой приближенный давно бы отправился на тот свет, однако того нельзя было сказать о других боярах.

То страх, то злоба овладевали сердцем Иоанна. В его затуманенном мозгу крепко засела и мысль о возможной измене бояр. Дело в том, что в ту пору шла у него борьба с Литвою, и подозрение, что бояре могут предаться на сторону врагов, сильно его волновало.

Пытаясь хоть как-то оградиться от грозившей напасти, Иван Васильевич брал с бояр «поручные записи» – обязательства верно ему служить, не искать другого государя и не отъезжать в Литву и другие государства. Помимо того что бояре давали клятвенные обещания не изменять, Иоанн заставлял и других за них ручаться с обязательством в случае их измены уплатить в казну большие деньги.

Но, несмотря на все усилия Иоанна, случаи измены и ухода бояр в Литву все-таки имелись. Ушел в Литву князь Дмитрий Вишневский, вслед за ним – Алексей и Гаврило Черкасские… Но ни одна измена не поразила так сильно Ивана Васильевича, как измена князя Курбского.

Михайло еще при взятии Казани воевал под началом сего знаменитого военачальника, который после, в Ливонской войне, одержал восемь побед над рыцарями и, в конце концов, разгромил Ливонию. Однако удача рано или поздно, хоть ненадолго, но отворачивается от любого смертного. Под Нервелем Андрей проиграл битву, хотя и имел войско гораздо большее, чем у неприятеля. Эта весть весьма рассердила государя, и он обмолвился гневным словом.