Император и молот - Гарри Гаррисон

Пришла пора для полномасштабных испытаний. Наборная доска находилась в прессе. По поверхности литер похлопали вымоченной в чернилах матерчатой подушечкой и аккуратно наложили на доску лист белой бумаги. Шеф кивнул Соломону, которому уступил честь первого испытания. Соломон положил сверху на бумагу дощечку и нажал на рычаг пресса. Шеф предостерегающе поднял руку. При слишком сильном давлении краска попадет даже на пустые места, замажет весь текст. Шеф взмахнул рукой, Соломон раскрыл пресс, а Свандис вынула отпечатанный лист. Шеф игнорировал возгласы восхищения, подложил еще один лист бумаги и снова подал знак Соломону. И еще раз. И еще раз. И еще. Только через десять оттисков он остановился и повернулся к Свандис.

– Мы не хотим узнать, работает ли машина, – сказал он. – Мы хотим узнать, работает ли она быстрее. Если машина не быстрее артели переписчиков, то все это ни к чему. Пока машина оказалась не быстрее, если учесть все время, которое мы затратили.

Свандис передала ему отпечатанный лист. Шеф на него едва взглянул и передал Соломону, а тот внимательно прочитал текст.

– Кажется, все правильно, – задумчиво сказал Соломон. – А что касается скорости… Мы только что отпечатали десять страниц за время сотни ударов сердца. Опытный переписчик может сделать, скажем, сорок страниц в день. Сотня ударов сердца, и три человека выполнили двухчасовую работу опытного переписчика. Я не могу сказать…

– Я могу, – перебил его Шеф, поворачиваясь к своему приспособлению с костяшками на проволочках. Он защелкал костяшками с быстротой, которая приобретается лишь постоянными упражнениями. – Три тысячи ударов сердца за час, – бормотал он. – Скажем, двадцать пять тысяч за рабочий день. Двадцать пять тысяч разделить на сто и умножить на десять… – Он выпрямился. – Три человека могут выполнять работу шестидесяти переписчиков. Это когда брусочки уже набраны. Брусочки, так мы их называем?

– Называй их литерами, – сказала Свандис.

– Шестьдесят писцов, – с изумлением повторил Соломон. – Это же значит, что каждый ребенок может получить свой Талмуд. Подумать только!

«Больше Талмудов – не значит больше веры», – подумал Шеф, но ничего не сказал.

Когда Соломон вечером вел по улицам Септимании мула, загруженного кипами свежеотпечатанных листов, навстречу ему попался многоученый Мойша. Ни одна книга еще не ускользнула от взгляда Мойши. Он выхватил листок и с подозрением осмотрел его.

– Это писал не иудей, – сказал Мойша. – И кто бы это ни писал, он полный профан. Буквы неправильного начертания, и все стоят по отдельности, как у школьника. – Он понюхал бумагу. – Да еще и пахнет сажей.

«Это нужно, чтобы чернила не расплывались», – подумал Соломон, но промолчал.

– Это на романском языке, – добавил Мойша обвиняюще. – Я знаю латинский алфавит, но ведь это даже не латынь!

Лишь глубоко укоренившееся уважение к письменности удержало его от того, чтобы бросить паскудный листок на землю, однако он с презрением им размахивал.

– О чем здесь говорится?

– Это более подробное изложение того, что Единый Король диктовал тебе и остальным писцам несколько недель назад. Критика христианского вероучения. У меня здесь сотня экземпляров. Завтра я сделаю еще пять сотен на латыни для более образованных верующих.

Мойша засопел, разрываясь между неодобрением нападок на религию вообще и одобрением критики христианской религии в частности. В глубине души он верил, что каждый должен придерживаться веры своих отцов, и тогда тех, у кого она правильная, ждет заслуженная награда, а те, кому не повезло, будут наказаны вместе со всеми своими предками.

– Пять сотен? – переспросил он. – Для этого не хватит переписчиков всей Септимании.

– Тем не менее я их сделаю, – ответил Соломон. – Большую часть из них заберет Единый Король, чтобы распространять на христианских островах, которые собирается обойти, – боюсь, что его люди по профессии пираты и намерены поживиться именно сейчас, когда христианская армия ушла.

– А остальные?

– Остальные будут у меня. Я их разошлю туда, где они принесут больше всего пользы.

«Или больше всего вреда, – подумал он про себя. Ведь эти книги направлены против других книг, они предназначены для того, чтобы люди книги отвернулись от своей Библии, что на их языке и значит „книга“. Но вряд ли стоит говорить об этом многоученому Мойше. Он никогда не научится использовать ученость таким образом».

А Единый Король уже был в море, направляясь к острову Мальорка, и весь объединенный флот выстроился вокруг флагмана в походном порядке. Шеф наблюдал, как летная команда бьется с его новым, чрезвычайно неуклюжим изобретением. Рядом стоял Толман с крайне неодобрительным выражением лица.

– Повтори-ка еще разок, – сказал Шеф мальчику, – о чем я должен помнить.

– Во-первых, удерживайте открытый конец, тот, который пошире, по направлению ветра. Чтобы ветер бил вам в лицо. Если ветер сместится, то и вы смещайтесь. – И паренек с важным видом стал водить руками короля. – Если ветер пойдет выше, поверните руки вот так. А если он окажется снизу, то вот так. Хвостовое оперение работает как навесной руль, это вы сообразите. Самое главное – если вы почувствуете, что что-то пошло неправильно, значит, уже слишком поздно. Нужно все время двигаться, никогда не останавливаться. Как птица. Этому сразу не научишься, – снисходительно заметил мальчик. – Я сам сколько раз падал в море.

Прислушивающийся к их беседе Квикка про себя подумал: насколько же легче выдержать такое падение ребенку весом в шестьдесят фунтов по сравнению с воином втрое тяжелее. Но из долгого опыта он усвоил, что Единый Король не придает значения возможностям неблагоприятного исхода. Ну по крайней мере плавает король неплохо. Квикка лично заточил поясной нож Шефа до бритвенной остроты, на случай, если королю придется срочно высвобождать себя в воде из упряжи. Бранд отобрал дюжину лучших во всем флоте пловцов, включая себя, и разместил их парами на кружащих спасательных судах.

Но все равно эксперимент казался обреченным на провал. С помощью счетов Шеф рассчитал конструкцию нового змея с площадью поверхности в четыре раза больше, чем у змея Толмана. Змей вышел так велик, что выступал за борта и за корму «Победителя Фафнира». Первая трудность заключалась в том, что из-за веса Шефа могла сломаться хрупкая подставка, на которую был водружен змей. Король приказал сделать для себя подмости, чтобы опираться на них до того момента, когда ветер, как он надеялся, подхватит его.

Ветер, во всяком, случае дул сильный. Все корабли флота, которых ныне насчитывалось свыше шестидесяти, на галсе бакштаг левого борта развивали скорость бегущего человека или даже пустившейся в легкий галоп лошади. Привычная синева неба была так же безоблачна, как всегда, но имела более темный оттенок. Ордлав предсказывал шторм, хотя все считали, что шторм в этой теплой луже и сравнивать нельзя с «делателями вдов», налетающими на корабли в северных морях. В своих вычислениях Единый Король силу ветра тоже учитывал.