Ничейный космос - Филип Палмер

Мы выжили и болтаемся в космосе в одних скафандрах. Алби собирает нас сетью и несет куда-то. Я плачу от счастья. Вот это бардак во Вселенной! Саму реальность удалось перевернуть вверх тормашками.

Еще никто — ни старик, ни ребенок — не вырывал кусок из пространства.

Я теперь круче всех. Царь горы!

Мы летим уже второй год. Мне хорошо, я ус-сспел отдохнуть. Понимаю, ос-ссстальным не очень удобно, но у них в с-ссскафандрах предус-сссмотрен з-зззпас-ссс еды и питья на пять лет.

Наконец нас-ссс подбирает торговое с-сссудно. Я притворяюс-сссь гас-ссснущей кометой, ос-ссставаяс-сссь с-ссс наружи, а моих друз-зззей ус-ссстраивают с-ссс комфортом в каютах и подбрас-сссывают до ближайшей обитаемой планеты.

Проходит еще двадцать лет.

Атмосфера слегка напряженная. Меня, похоже, не очень-то любят.

Забавно, я ведь еще пленница и могу сдать пиратов капитану торгового корабля. Но тогда, боюсь, Флэнаган убьет капитана, а сам корабль объявит своим.

Сами пираты не стали никого убивать, они просто взяли капитана в плен и объявили корабль своим. Они долго не могли решить, что делать с единственным членом экипажа. Потом наконец запихнули его в криогенную камеру. С него не убудет — до того, как подобрать нас, он пролетел двести световых лет и все это время находился в анабиозе. Корабль — типичный одно-пилотный грузовик, управляемый автоматикой. Можно было бы вообще обойтись без пилота, но капитан — тот самый отказоустойчивый человеческий элемент. Сам по себе он злобный ворчун, высокомерный, начитанный, умный. Иными словами, архетип профессора из какого-нибудь института. Сегодня людей, подобных ему, отправляют в дальний путь, предоставив полный доступ ко всем книгам и журналам во всемирной базе данных. К концу миссии наш капитан опубликует научный трактат, написанный на основе знаний, полученных за сорок лет интенсивного обучения, которое приходилось иногда прерывать, чтобы пролететь рой астероидов. Однако в целом такая работа — не бей лежачего.

Я читала наброски к трактату — муть та еще. Капитан — псих, хотя кораблем управляет порядочно. Место в криогенной камере только одно, хватит для старого безумца. Ставим таймер на десять лет сна.

Это время я решила использовать, чтобы влиться в коллектив, стать его сердцем. Я по-матерински и одновременно очень по-женски беседовала с Джейми; рассказывала Гарри о своей унылой, одинокой жизни. Пробовала осторожно говорить о любви с Аллией, просила ее рассказать о подвигах Роба, о его неблагоразумном выборе карьеры боксера.

С Брэндоном я спорила о кораблестроении, поразила его тем, что лично знакома с великими конструкторами. А на Кэлен направила всю силу своих феромонов, так чтобы кошачья натура начала толкать ее ко мне, будто она — такая же хищница или просто обуреваемая желанием женщина. Сексом мы не занимались, но каждый день я охмуряла Кэлен запахом своего тела — мне ничего не стоит усилить его насыщенность, интенсивность, свести с ума любого мужчину или девушку. Однако с Кэлен я действовала не так грубо. С ней я играла, соблазняя и подчиняя.

Только шила в мешке не утаишь — команда ненавидит меня. Та же Кэлен меня презирает. За что? Подумаешь, чуть ошиблась в битве за Кембрию, когда покинула товарищей и, выражаясь не фигурально, а буквально, оттрахала саму себя.

В конце-то концов мы победили! Так в чем же дело?

И Джейми, капризный ребенок. Я столько времени потратила, чтобы найти с ним общий язык, слушала вместе с ним нью-хеви-металл-панк группы, объясняла квантовую теорию, показывала свои любимые мультики. А он… он назвал меня деспотичной мамашей!

Мамашей! Меня! Самую роковую из роковых женщин Вселенной!

Аллия, вне всяких сомнений, эмоциональная калека. Я пыталась объяснить ей, что симбиотическая зависимая связь, возникшая между ней и Робом, попросту лишила ее саму личности. Аллия не могла иметь собственного мнения, пока его не разделял Роб, она не переживала какой-либо опыт, если его не переживал Роб. Я обрисовала ей основные принципы управления внутренним Я, изложенные в книгах Новых гуру двадцать второго столетия, пыталась обучить ее забывательнр-запоминательным мантрам, позволяющим контролировать яркие эпизоды в памяти, ограждая от них подсознание, но так, чтобы их при желании можно было вызвать простой кодовой фразой. Разум Аллии — это сочетание счастливых и горестных мыслей, связанных с ушедшим мужчиной (дикарем по натуре). Эти мысли надо запереть, а ключ спрятать и жить дальше.

Аллия слушает меня терпеливо. Вся команда слушает меня терпеливо, но в их глазах я вижу напряжение. Я сама так смотрю на человека, который пересказывает занудный фильм, а я боюсь прервать его, чтобы не оскорбить.

Нет, честно, что не так? Ведь у меня многому можно научиться, а они упрямятся.

Проблем нет только с Брэндоном, ему вообще все до фени. Будь я гаджетом, он бы женился на мне. В спорах все его доводы отскакивают от меня как горох от стенки, и он платит тем же — Брэндона не переспоришь. Но ничего, один раз я отомстила: уснула на три минуты, пока он излагал какую-то мысль.

Гарри слушает меня, улыбаясь. У него свои феромоны, но в них легко разобраться — зверюга сожрал бы меня с удовольствием. И сам он видит, что я это прекрасно понимаю. Ему нравится облизываться, глядя при этом, как меня передергивает. По ночам я просыпаюсь от боли в животе и ноге — мохнатая сволочь мысленно меня ест, передавая мозговые сигналы.

Насадить бы его на вертел да хорошенько поджарить. Представляю себе картинку во всех деталях, но телепатировать ее Гарри не получается. Зато он запросто воздействует на меня. На редкость одаренный зверюга… и от зверя в нем куда больше, чем от человека.

Кэлен. Она меня вовсе не любит, а мне хочется ласкать ее, гладить нежную кожу; покрытую мягким пушком с рыжеватым оттенком. Мечтаю, чтобы меня покусали эти острые зубки, чтобы этот юркий язычок забрался ко мне в святая святых. Но Кэлен устойчива к моим феромонам, мои чары не действуют на нее. Я только сама отравилась своими гормонами, помешалась на какой-то там кошке. Ну, не глупо ли?

Весьма и весьма.

Молчал бы.

Прости.

А ведь есть еше Флэнаган. О, Флэнаган…

У самых границ Иллирии мы размораживаем капитана, совершаем акт милосердия. Позволяем старичку вести корабль оставшиеся три года субъективного времени, пока не достигнем Ничейного космоса, убежища и святилища, нашего неба обетованного.

Сюда не залетают корабли Корпорации — их пилоты боятся, потому что есть слух, будто этот край Вселенной кишит жуксами.

Лена нервничает.

— Ты суеверна, да? — издеваюсь я.

— Ни капли.

— А черные кошки — что они для тебя означают?

— Зло.