Девушка, которая взрывала воздушные замки - Стиг Ларссон

Убийцей оказался семидесятивосьмилетний Эверт Гульберг, бывший ревизор, возможно, еще консультировавший фирмы по налоговым вопросам. Человек преклонного возраста. СЭПО только что начало в отношении его предварительное следствие, поскольку он оказался психом, рассылавшим письма с угрозами разным известным личностям.

По опыту работы в полиции Эрландер знал, что на свете множество психов — людей, одержимых болезненными идеями, которые преследуют знаменитостей, добиваются их любви и даже селятся в лесу возле их домов. А если любовь не находит отклика, она может быстро перейти в непримиримую ненависть. Ему встречались ненормальные, приезжавшие из Германии и Италии, чтобы оказать внимание молодой певице из популярной поп-группы, а потом свирепевшие оттого, что ей не хотелось незамедлительно вступать с ними в связь. Он видел рьяных борцов с властями, которые очень агрессивно реагировали на творимые несправедливости, реальные и воображаемые. Бывали среди них и откровенные психопаты, и лица, одержимые «теорией заговоров» и видевшие везде плоды деятельности тайных обществ, скрытые от нормальных людей.

Имелось также много примеров того, что некоторые из этих психов способны переходить от фантазий к действиям. Разве убийство Анны Линд[20] не было делом рук ненормального человека? Возможно. А может, и нет.

Однако инспектору уголовной полиции Маркусу Эрландеру отнюдь не нравилась мысль о том, что психически больной бывший юрист — или кем бы он там, черт подери, ни был — спокойно заходит в Сальгренскую больницу с букетом в одной руке и пистолетом в другой и казнит человека, являвшегося объектом важнейшего полицейского расследования — его расследования. Человека, который в официальном регистре значился Карлом Акселем Бодином, но, по сведениям Микаэля Блумквиста, носил фамилию Залаченко и был гнусным перебежчиком, русским агентом и убийцей.

В лучшем случае Залаченко являлся свидетелем, а в худшем — был замешан в целой серии убийств. Эрландер дважды имел возможность провести с ним короткие допросы и ни на одном из них ни на секунду не поверил его заверениям в невиновности.

И его убийца проявил интерес к Лисбет Саландер или, по крайней мере, к ее адвокату, пробовал войти к ней в палату.

А потом попытался совершить самоубийство, выстрелив себе в голову. По словам врачей, он пребывал в настолько плохом состоянии, что его намерение явно можно считать удавшимся. И пусть его тело еще не отказалось от борьбы, имелись основания полагать, что предстать перед судьей Эверту Гульбергу не суждено.

Такое положение дел Маркусу Эрландеру не нравилось ни секунды. Но у него не было никаких доказательств того, что выстрелы Гульберга имели иную подоплеку, нежели лежавшая на поверхности. В любом случае, он предпочел больше не рисковать.

— Я принял решение, что Лисбет Саландер надо перевести в другую палату. — Он посмотрел на Аннику Джаннини. — Там, в ответвлении коридора, справа от дежурной, имеется палата, которая в плане безопасности гораздо лучше этой. За ней будут круглосуточно приглядывать с поста дежурного и из комнаты медсестер. Запрет на посещение распространяется на всех, кроме вас. К вашей клиентке смогут заходить только врачи и сестры Сальгренской больницы и лица, получившие разрешение. Я прослежу за тем, чтобы возле ее палаты установили круглосуточную охрану.

— Вы думаете, ей что-то угрожает?

— Прямо на это ничто не указывает. Но в данном случае я рисковать не хочу.

Лисбет Саландер внимательно слушала разговор между адвокатом и одним из своих вечных противников-полицейских. Ей понравилось, что Анника Джаннини отвечает так точно, внятно и с таким обилием подробностей, а еще больше ей понравилась способность адвоката действовать хладнокровно и не теряя головы.

С того самого момента, как Анника выдернула ее из постели и перенесла в туалет, у Лисбет страшно болела голова. Ей хотелось иметь с персоналом как можно меньше дела — она не любила просить о помощи или выказывать слабость. Но голова болела так сильно, что Лисбет было трудно сколько-нибудь разумно мыслить — она протянула руку и позвонила медсестре.

Первоначально Анника Джаннини рассматривала свой визит в Гётеборг лишь как пролог к дальнейшей продолжительной работе. Она планировала познакомиться с Лисбет Саландер, справиться о ее истинном состоянии и набросать примерный план стратегической линии, которую они с Микаэлем Блумквистом наметили в преддверии будущего судебного процесса. Первоначально Анника предполагала вернуться в Стокгольм тем же вечером, но драматические события в Сальгренской больнице не позволили ей поговорить с Лисбет Саландер. Врачи объявили ее состояние стабильным, но клиентка оказалась в гораздо худшем состоянии, чем думала Анника: ее мучили головные боли, держалась высокая температура, что вынудило врача по имени Хелена Эндрин прописать ей сильные болеутоляющие средства, антибиотики и покой. Как только клиентку перевели в новую палату и у дверей занял пост полицейский, Аннику, соответственно, выпроводили.

Немного поворчав, она посмотрела на часы — было уже половина пятого. Можно было поехать домой в Стокгольм, но тогда, если клиентке станет лучше, придется утренним поездом снова ехать сюда. Можно переночевать здесь, но тогда существует риск напрасно потерять время, если Лисбет завтра не сможет принимать посетителей. Гостиницу Анника не бронировала, да и в любом случае старалась не отягощать лишними расходами те счета, которые выставляла своим клиенткам, как правило, женщинам обездоленным и небогатым. Прежде всего она позвонила домой, а затем Лиллиан Юсефссон — коллеге-адвокату, члену Общества помощи женщинам и старой институтской подруге. Они не встречались два года и немного пощебетали, прежде чем Анника подошла к цели своего звонка.

— Я в Гётеборге, — сказала Анника. — Я собиралась уехать вечером домой, но сегодня произошли разные события, в результате которых мне придется здесь заночевать. Ничего, если я заявлюсь к тебе непрошеным гостем?

— Как здорово! Конечно, заявляйся. Мы же не виделись целую вечность.

— А я не помешаю?

— Разумеется, нет. Я переехала и теперь живу на улице, пересекающей Линнегатан. У меня есть комната для гостей. Мы сможем вечером сходить в ресторанчик и поболтать.

— Если у меня хватит сил, — сказала Анника. — В котором часу тебе будет удобно?

Они договорились, что Анника подойдет часам к шести.

Доехав на автобусе до Линнегатан, Анника провела следующий час в греческом ресторане, где заказала шашлык с салатом, поскольку страшно проголодалась, а потом долго сидела, размышляя над событиями дня. После того как схлынул прилив адреналина, ее начало слегка трясти, но она была довольна тем, что в момент опасности действовала без колебаний, эффективно и собранно и сумела сделать правильный выбор без лишних раздумий. Сознавать это было приятно.