Семиевие - Нил Стивенсон

Поскольку неудобные вопросы, которые Дюб принялся по этому поводу задавать, остались без ответа, он сделал вывод, что капельмейстеры о проблеме знают и работают над ее решением, но обсуждать ее не хотят, чтобы не смущать общественность. От самого же Дюба, очевидно, требовалось создавать впечатление, что все идет по плану. Сегодня в рамках этой работы он должен был забрать из гималайского королевства Бутан двух молодых людей.

Означает ли предстоящий спектакль, что двадцать тысяч человек со всего мира действительно попадут на Облачный Ковчег и будут жить там долго и счастливо? Неважно. Надо просто отключить крошечного Человека дождя у себя в голове и вообще об этом не думать.

Два часа назад они взлетели с борта «Джорджа Буша», суперавианосца, стоящего на якоре в Бенгальском заливе. Дюб смотрел на корабль глазами человека, которому через два месяца предстоит навеки переселиться на его орбитальный эквивалент. Оказалось, это настоящий искусственный остров, густонаселенный сгусток технологии, где обитает несколько тысяч человек. Профессионализм экипажа и эффективность, с которой управляется авианосец, поражали воображение. Можно ли повторить то же самое в космосе, если экипаж будет собран со всего мира по жребию и у него будет всего год для тренировок?

Дюб предполагал, что через полчаса у него будет больше данных для ответа.

Военный вертолет нырнул в туманную расщелину между гор и следующие несколько минут рассекал испарения и дымку, словно нож. Неожиданно, и пугающе близко, в поле зрения возникла единственная взлетная полоса аэродрома. Вертолет взревел двигателем и совершил идеальную посадку неподалеку от здания аэропорта. Дюб обнаружил, что его челюсти крепко стиснуты, и сделал усилие, чтобы их разжать. Перед полетом он по недомыслию загуглил бутанский аэропорт и выяснил, что тот втиснут между несколькими пиками-шеститысячниками, что лишь шесть пилотов во всем мире имеют допуск, чтобы туда садиться, и что даже эти пилоты совершают посадку только при идеальной видимости. Очевидно, парни за штурвалом военных вертолетов руководствуются какими-то другими правилами, но с точки зрения Дюба это было все равно крайне рискованно. Ему даже стало любопытно, как он себя почувствует, когда его запульнут в космос на макушке огромной трубы, собранной в чрезвычайной спешке и до краев заполненной взрывоопасной смесью.

Дюб пошевелился в кресле; толстый конверт соскользнул у него с коленей, громко хлопнулся на пол и чуть не разбудил Тавистока Прауза. Весь полет Тав просидел напротив, но в последние полчаса просто вырубился от резкой смены часовых поясов. Мужчиной он был довольно крупным – не сказать чтобы рослым, но с телосложением профессионального борца. Лысина, слегка просвечивавшая еще в колледже, безжалостно разрослась, оставив на продолговатой голове лишь небольшое монашеское колечко коротко подстриженных волос. Тав носил очки в массивной черной оправе – быть может, чтобы отвлекать внимание от лысины. В свое время он серьезно занимался тяжелой атлетикой, но за последний десяток лет несколько расплылся, особенно – после Ноля. Видеть его спящим было по-своему странно – в обычное время он, казалось, ни на минуту не прекращает двигаться.

И Дюб догадывался, почему. Тав надеялся, что его тоже выберут. Что, если он будет вкалывать изо всех сил, появится на нужном числе телеканалов и наберет достаточно подписчиков в Твиттере, кто-нибудь влиятельный решит, что Облачному Ковчегу требуется собственный медийный специалист. Первый журналист в космосе, он же и последний. Дюбу казалось, что шансы у него так себе. В очереди впереди Тава было множество людей со степенью доктора, включая и нескольких нобелевских лауреатов. Хотя кто знает? И не винить же Тава за то, что он хотя бы пытается?

Дюб наклонился и поднял конверт с пола. Он был в сантиметр толщиной, сверху аккуратными буквами написано: «Паро, Бутан». Конверт был не распечатан. Предполагалось, что последние часа два Дюб будет изучать его содержимое, знакомясь с тем, что ему предстоит делать. Вместо этого он наблюдал в иллюминатор дымчато-зеленые поля и лениво переплетающиеся реки Бангладеш.

Надеясь хоть что-то успеть за две или три минуты, пока не открылась дверь вертолета, Дюб торопливо разорвал конверт и вытащил пачку листов. Это движение разбудило Тава, но шевельнуться не заставило. Тав просто уставился на Дюба, глядя, как тот читает.

– Если кто-то одет в красное, или в желтое, или в оба сразу – то это лама, – наконец посоветовал Дюбу Тав. – Кланяйся ему.

– Лама – это южноамериканский верблюд.

– Другой лама. Святой человек. Сложи ладони вместе и чуть поклонись.

– Я не верю ни в какого…

– Ты же не переломишься? Если у него на левом плече большой желтый шарф, то это король. Кланяйся еще ниже.

– Благодарю. Какие еще будут советы?

Рядом с Дюбом сидел Марио, их фотограф: лет тридцати с небольшим, обладатель темных усиков и нью-йоркского акцента, прекрасно знающий, что его шансы попасть на Ковчег – нулевые. Время полета он делил пополам между чтением собственной копии того же досье и игрой в телефоне. В отличие от Дюба с Тавом для него это был далеко не первый подобный полет. Решив поучаствовать в раздаче советов, Марио сунул телефон в карман и пропищал неожиданно высоким голосом:

– Люди будут давать вам разные штуки. В том числе очень старые, ржавые и странно пахнущие. Эти скорее всего – очень важные. Очень-очень.

– Зачем же они тогда…

– Потому что надеются, что вы возьмете их с собой в космос и спасете от уничтожения.

– Вот как.

– Поэтому, даже если понятия не имеете, что это за это хрень, сделайте восхищенное лицо, поклонитесь, аккуратно ее примите, поразглядывайте с уважением, потом отдайте мальчику.

– Какому мальчику?

– К вам приставят свиту из местных, чтобы нести врученные вам бесценные национальные сокровища. Помощники доставят их к вертолету, а у вас руки будут свободны, чтобы складывать ладони во время поклонов, пожимать руку королю и все такое. Вернемся на авианосец и выбросим все за борт.

– Что, уже не первый полет?

– Семьдесят третья вылазка за живым товаром. Пойдемте.

Марио осторожно встал, встряхнув многочисленные камеры и кофры, и обхлопал себя, чтобы убедиться, что все на месте. Тав и Дюб отстегивали привязные ремни, наблюдая за Марио, чтобы следовать его примеру. Тот шагнул в сторону люка, только что открытого пилотом. Внутрь полился холодный влажный воздух, от которого пахло сосной и угольным дымом.

Дюб чуть не врезался Марио в спину, когда тот неожиданно остановился, чтобы обернуться и посмотреть ему прямо в глаза:

– И вот еще что.

– Да?

– Вы станете свидетелем охренительно печального зрелища. Вы такого, наверно, никогда и не видали. Постарайтесь не устраивать сцен.

Марио не отводил взгляда, пока Дюб не кивнул и не сказал: «Спасибо!» Тогда он снова развернулся и устремился к выходу, чтобы запечатлеть на камеру, как доктор Харрис выбирается из вертолета.