Воспоминания о людях и событиях - Александр Сергеевич Яковлев

Насколько я помню, он всегда ездил на черном «паккарде» – несколько таких машин было куплено перед войной в Америке.

Машина имела бронированный кузов и толстые, пуленепробиваемые стекла зеленоватого цвета. В поездках по городу и за городом Сталина всегда сопровождали две машины с охраной.

Ближняя дача расположена почти в черте Москвы, в Кунцеве, среди елового лесочка. Приземистый дом скрыт за елками. За воротами – стоянка машин и домик охраны. К даче идут пешком по асфальтовой дорожке.

Идущих на дачу встречал дежурный чекист.

Прихожая дома облицована светлым дубом. Слева – вешалка Сталина, справа – для посетителей. Справа же дверь в кабинет. Прямо – вход в большой зал с длинным столом и тахтой в полотняном чехле. Обстановка весьма скромная. Простые канцелярские стулья. Несколько цветных репродукций на стенах. На полу стандартные розовые дорожки с каймой. Так называемые «кремлевские дорожки» – мечта всех снабженцев. Стандартные люстры.

До переезда на дачу под Кунцевом Сталин жил на дальней даче, в 35 километрах от Москвы, в Горках-10 по Успенскому шоссе.

Кунцевская же была рядом, много ближе к Кремлю. В годы войны нередко сюда, к Верховному главнокомандующему приезжали для доклада военачальники с фронтов, генштабисты, руководители военной промышленности.

Много всяких слухов и небылиц распространяли на Западе до войны, во время войны и после нее о железном занавесе, отгораживающем Страну Советов от остального «свободного мира», о Сталине и вообще обо всем нашем.

Все это было результатом и плодом не только и не столько неосведомленности, а умышленно искаженной информации и недоброжелательного отношения людей, знакомых с нашей действительностью понаслышке. Поэтому большой интерес представляют впечатления авторитетных западных деятелей, имевших неоднократные контакты с советским руководством, лично со Сталиным и составивших о нем определенное представление, Из всех видных деятелей периода Второй мировой войны, по-видимому, Сталин был проще и внешне человечнее других, что отмечают и все иностранцы, имевшие общение со Сталиным.

Воспоминания Черчилля, Рузвельта и Гопкинса с этой точки зрения весьма характерны и дополняют портрет Сталина – государственного деятеля и политика, – воспринятый их глазами и личными впечатлениями.

В числе других интересны воспоминания Эллиота Рузвельта – сына американского президента периода Второй Мировой войны Франклина Рузвельта. В книге «Его глазами», изданной издательством «Иностранная литература» в Москве в 1947 году Эллиот рассказывает о своем разговоре с отцом о Сталине.

– О чем вы говорили? – спросил я. – Или это государственная тайна?

– Вовсе нет, – возразил отец. – Разговор проходил большей частью в таком духе:

«Как вам понравилось ваше помещение?», «Я вам очень благодарен за то, что вы предоставили мне этот дом», «Что нового на Восточном фронте?» (Кстати, оттуда поступают прекрасные новости. Сталин очень доволен; он надеется, что еще до того, как мы отсюда разъедемся, Красная Армия перейдет границу Польши.) В общем, вот такой разговор. У меня и не было особенного желания сразу же приступать к делу.

– Прощупывали друг друга, так что ли?

Отец нахмурился:

– Я бы выразился не так.

– Я пошутил, – поправился я.

– Мы знакомились друг с другом, выясняли, что мы за люди.

– Что же он за человек?

– Как тебе сказать… У него густой низкий голос, он говорит не спеша, кажется очень уверенным в себе, нетороплив – в общем, производит сильное впечатление.

– Он тебе понравился?

Отец решительно кивнул годовой.

Сталин пробыл у него всего несколько минут, затем явился с официальным визитом министр иностранных дел Молотов, а в 4 часа состоялось первое пленарное заседание «Большой тройки».

– Сталину показали наш план операции «Оверлорд», – сказал отец с улыбкой. – Он взглянул на него, задал один-два вопроса и затем прямо спросил: «Когда?»

– Я уверен, что мы со Сталиным поладим, – сказал отец. – В ближайшие дни будет ликвидировано немало недоразумений и подозрений прошлого, надеюсь, раз и навсегда.

Отцу показалось забавным, что в одном отношении Черчилль реагировал на присутствие маршала Сталина, как самый обыкновенный смертный: хотя в Касабланке Черчилль обычно носил синий в полоску костюм, а в Каире, как правило, белый летний, в Тегеране, увидев маршала Сталина в военном мундире, Черчилль тоже надел свой мундир высшего офицера Королевских воздушных сил.

…я направился к отцу, ожидая с некоторым волнением условленного визита Сталина и Молотова. Они прибыли точно в назначенное время в сопровождении худощавого Павлова. Меня представили. Мы пододвинули кресла к кушетке отца; я уселся, собираясь с мыслями. Я был удивлен тем, что Сталин ниже среднего роста, хотя мне и раньше рассказывали об этом. К моему большому удовольствию он весьма приветливо поздоровался со мной и так весело взглянул на меня, что и мне захотелось улыбнуться.

Когда Сталин заговорил, предложив предварительно мне и отцу по русской папиросе с двухдюймовым картонным мундштуком, которая содержит на две-три затяжки крепкого темного табака, я понял и другое: несмотря на его спокойный низкий голос, размеренную речь и невысокий рост, в нем сосредоточена огромная энергия; он, по-видимому, обладает колоссальным запасом уверенности и выдержки. Слушая спокойную речь Сталина, наблюдая его быструю, ослепительную улыбку, я ощущал решимость, которая заключена в самом его имени: Сталь.

– Этот человек умеет действовать. У него цель всегда перед глазами. – Отец говорил медленно и задумчиво. – Работать с ним – одно удовольствие. Никаких околичностей. Он излагает вопрос, который хочет обсудить, и никуда не отклоняется[4].

Вот впечатления Гарри Гопкинса – после двух встреч со Сталиным 30–31 июля 1941 года в Москве, куда он прилетел в качестве личного представителя президента США. Ф.Д. Рузвельта, для установления непосредственного контакта с Советским правительством.

Гарри Гопкинс писал о Сталине в журнале «Америкен»: «Ни разу он не повторился. Он говорил так же, как стреляли его войска, – метко и прямо. Он приветствовал меня несколькими быстрыми русскими словами. Он пожал мне руку коротко, твердо, любезно. Он тепло улыбнулся. Не было ни одного лишнего слова, жеста или ужимки. Казалось, что говоришь с замечательно уравновешенной машиной, разумной машиной. Иосиф Сталин знал, чего он хочет, знал, чего хочет Россия, и он полагал, что вы также это знаете. Во время этого второго визита мы разговаривали почти четыре часа. Его вопросы были ясными, краткими и прямыми.

Как я ни устал, я отвечал в том же тоне. Его ответы были быстрыми, недвусмысленными, они произносились так, как будто они были обдуманы им много лет назад.