Лебеди летят над тайгой - Семён Михайлович Бытовой

медали имеют, серебряные тоже имеют. А наша артель «Охотник» давно золотую медаль носит. Вот, пожалуйста, какая картина. Никто не скажет: экзотика. А знаешь, что будет экзотика? Скоро первый раз на Красном Яру пилораму пустим, вот это будет нашим удэ экзотика. Так что лети, я тебе все сказал. Тайга зимой тоже свою картину имеет.

Так напутствовал меня чудесный Иван Константинович.

Дни в Сиине выдались отличные. На редкость щедро светило солнце. Как только рассеивалась утренняя морозная дымка, сразу начинали сверкать снега. Они переливались то голубым, то золотистым светом, и в природе стояла удивительная тишина. Хотя морозы были крепкие — в иные дни термометр показывал утром тридцать пять градусов ниже нуля, — днем совершенно не чувствовалось стужи. Около школы на переменах ребятишки играли в одних костюмчиках. Да и взрослые ходили по Сиину налегке: кто в меховых жилетах, кто в коротких стеганых куртках.

Если спросите, какой вид транспорта в наши дни более всего распространен среди удэгейцев — собачья упряжка или самолет, — то я скажу: самолет, хотя в артели около двухсот ездовых собак да у каждого удэ имеется своя упряжка. Но собаки бездельничают. Они бродят по Сиину от дома к дому, здоровые, ожиревшие, ждут, пока хозяйки выплеснут вместе с помоями рыбьи кости. Мне однажды показалось, что даже в упряжке они ленивы. Каюр только и знает что кричит на них, подгоняя длинным остолом, а они идут неторопливо, мелко-мелко перебирая ногами. К месту соболиной охоты с некоторых пор упряжку и нарты тоже доставляют на самолете.

Эти подробности, я думаю, не лишние. Они дают, как говорит Мунов, картину. Видишь, как далеко ушли удэге от прошлых лет. Ведь в прежние времена выезд на соболевку сопровождался специальными обрядами и поклонением духам. Шаман устраивал большое камлание. Всю ночь плясал вокруг очага, стучал лисьей лапкой в бубен, разговаривал с духами. А когда рано утром охотник выезжал в тайгу, его провожали все сородичи. Долго шли вслед за нартами, говорили напутственные слова. Напоминали охотнику, чтобы не забыл задобрить бога Эндури и бога Онку, которые властвуют над лесными зверями, в том числе, конечно, и над соболем. И удэге не забывал. Добравшись до заветного места, он, прежде чем соорудить шалашик, разводил костер и приносил жертву богам. Бросал в огонь кусочек лепешки или немного каши, выливал из фляги несколько капель спирта — словом, не обижал богов.

Теперь ничего этого, конечно, нет и в помине.

Часам к одиннадцати бригада Надыги Догдовича была уже в сборе. Нас было пятеро — четверо удэгейцев и я, в такой же, как у них, одежде: унты с мягкими, меховыми чулками до колен, ватные штаны, куртка и шапка-ушанка. Кроме того, к поясу привязана барсучья шкурка, чтобы садиться на снег.

Признаться, мне было как-то боязно отправляться в морозную тайгу в такой легкой, непривычной для меня одежде.

Надыга, видимо, заметил мое смущение и стал успокаивать.

— Днем солнце будет — не холодно, — говорит он. — Долго ходить будем, следы искать — тоже не холодно. Ночью в шалаше костер гореть будет — тоже, конечно, не холодно!

На вид Надыге можно было дать лет сорок пять. Черные, давно не стриженные и, кажется, давно не чесанные волосы стояли у него торчком и совсем не покорялись Надыге, когда он, сняв шапку, долго приглаживал их ладонью. Рост у Надыги, как у большинства удэ, невысокий, фигура стройная, худощавая, движения спокойные, речь неторопливая, зато взгляд небольших черных глаз горяч, порывист и выдает живой, упрямый характер. Но вместе с тем Надыга Догдович показался мне добродушным, ласковым человеком.

Должен, между прочим, заметить, что удэгейцы очень добры и гостеприимны. Для приезжего человека открыт любой дом — пожалуйста, заходи, садись за стол, своим будешь. Но не пытайся заплатить деньгами за приют и гостеприимство. Обидишь. Гость не платит. Ведь гора с горой не сходится, а человек с человеком когда-нибудь встретятся.

...Из-за сопок показался силуэт самолета. Через несколько минут стал слышен гул мотора.

— Далеко ли нам лететь на соболевку? — спросил я Батами Пеонку.

— Как понимать: далеко ли, близко ли... Один час полетим, наверно.

— Значит, километров триста?

— Наверно, так!

Он выколотил трубку, снова набил ее табаком, закурил.

— А сколько на собаках пришлось бы ехать?

— На собаках? — Он задумался. — На собаках его четыре дня езди, не меньше. Днем езди, а ночью у огня спи.

— Долго!

— Долго, конечно, — согласился Батами. И, помолчав, спросил: — Ты первый раз в нашу тайгу езди, да?

— На соболевку впервые, — сказал я.

— Почему только на соболевку? В тайге и медведя убить можно. Кушать мясо надо или не надо тебе?.. В тайге кушать мясо надо. Много кушать, а то холодно будет. — Он сказал насчет медведя таким тоном, словно заранее знал то укромное место, где была берлога. Но Батами знает, что говорит. Охотники берут с собой в тайгу все, кроме мяса. Мясо в лесу в избытке, и всегда свежее.

Короче говоря, через полчаса мы уже сидели в кабине самолета. Тут же стояли железные бочки из-под керосина, ящики из-под печенья и спичек — словом, тайга снабжалась товарами бесперебойно. Только летом некоторые грузы идут в Сиин и Олон речным путем, на моторках или батах, а зимой без авиации не обойдешься. Случается, что и зимой надолго затянет небо туманом, и тогда Сиин как бы оторван от мира. Но в Приморье, особенно в феврале, бывает больше солнечных дней, чем туманных.

Кроме Надыги Догдовича и Батами Пеонки с нами были Гайба Уза и Виктор Календзюга. Гайба Уза — нанаец. Он выше ростом, чем удэгейцы, более полный, чем они, и лицо его чуть посветлей. Виктор Календзюга, сын Милована Дзянгуловича, приехал на студенческие каникулы и решил провести их в тайге.

Вот и вся наша бригада соболевщиков. Будет ли ей сопутствовать удача? Много ли она поймает соболей? Никто, понятно, не мог заранее сказать.

Мы летели ровно час. Когда самолет сел, первым долгом выгрузили собачью упряжку и нарты. Потом вынесли из кабины множество длинных сеток, похожих на огромные рукава, и просторные обметы с мелкими ячеями, мешки с продуктами. Всю поклажу погрузили на нарту. До места, где