Женщина, которая легла в кровать на год - Сью Таунсенд

— Я смотрела, как ты спишь. Храпишь довольно громко, — сказала Джули. — Пришла вот пожелать тебе счастливого Нового года, чтобы хоть ненадолго выбраться из того дурдома, который зову своим домом. Я на грани, Ева. Они меня совсем не слушают. Потеряли ко мне всякое уважение! Мы целое состояние истратили на рождественские подарки для мальчишек. Стив купил старшим по приставке, а для Скотта — отдельный телевизор, чтобы малыш мог смотреть мультики перед сном. Еще они получили от Санты большой мешок разных игрушек и половину уже успели поломать. Стиву не терпится вернуться на работу, как и мне.

Злая от голода Ева выпалила:

— Бога ради, Джули, если сыновья плохо себя ведут, забери ты у них эти чертовы приставки! Запрети гулять, пока не научатся уважать старших. И напомни Стиву, что он давно уже взрослый мужчина. Этот его заискивающий тон на ребятню не действует. Он вообще умеет повышать голос?

— Только когда смотрит по телику футбол.

— Вы со Стивом боитесь приучать свой выводок к дисциплине, потому что думаете, что за строгость дети вас разлюбят, — поставила диагноз Ева и заорала: — Вы ошибаетесь!

Джули подскочила.

Ева пожалела, что сорвалась на крик, — теперь обе не знали, что сказать дальше.

Соседка критическим взглядом посмотрела на волосы Евы:

— Хочешь, я тебя подстригу и прокрашу корни?

— Когда дети снова пойдут в школу, ладно? Прости, что сорвалась, Джули, но я ужасно голодна. Принесешь мне немного еды, пожалуйста? Домашние постоянно забывают про меня.

— Или пытаются голодом выманить тебя отсюда! — хмыкнула Джули.

Когда Джули удалилась в свой домашний хаос, Еву захлестнула жалость к себе, она почти раскаялась, что не пасется сейчас внизу у фуршетного стола. Снизу донесся крик Брайана:

— «Brown Sugar»! Давай, Титания!

Заиграла музыка, и Ева представила, как муж с любовницей танцуют по кухне, подпевая «Роллинг Стоунз».

Первого января Брайан и Титания большую часть послеобеденного времени занимались любовью. Брайан принял виагру в пятнадцать минут третьего и до сих пор не истощился.

Время от времени Титания поощрительно стонала:

— Боже мой!

Но на самом деле с нее уже было достаточно. Брайан исследовал и заполнил почти все ее отверстия, и Титания порадовалась, что ему, очевидно, приятно этим заниматься с ней, но ее ждали дела и встречи. Она рассеянно забарабанила пальцами по спине любовника, чем только подзадорила его, и не успела опомниться, как Брайан перевернул ее лицом вниз так, что она едва не задохнулась, вдавленная в подушки из утиного пера. Ей пришлось буквально бороться за глоток воздуха.

— Боже мой! — простонала она. — Ты меня убиваешь!

Брайан остановился, чтобы перевести дух, и сказал:

— Слушай, Титания, можешь кричать что-нибудь другое? «Боже мой» мне ничуть не помогает.

Титания пробормотала:

— Мы словно два водяных буйвола в одной упряжке, которые без конца крутят чертово колесо. Сколько виагры ты принял?

— Две таблетки, — признался Брайан.

— Одной было бы достаточно, — буркнула Титания. — Я бы уже успела закончить с глажкой.

Брайан предпринял сверхчеловеческое усилие, представляя разные картинки, которые годами помогали ему возбудиться и завершить начатое: декольте мисс Фокс, учительницы физики в школе имени кардинала Вулси, француженок топлес на пляже близ Сен-Мало, женщину, лижущую рожок мороженого в булочной.

Но ничего не помогало. Битва продолжалась.

Титания поглядывала на часы. Голова ее уже свешивалась с кровати. Она увидела свои скомканные носки, которые считала похороненными под комодом.

— Боже мой всемогущий! — воскликнула она. — Да сколько можно?!

— Займемся жестким сексом? — прохрипел Брайан.

— Я уже им занимаюсь! — рявкнула Титания. — Если ты сейчас же с меня не слезешь, я…

Она не договорила. Брайан наконец изверг семя, да так яростно и шумно, что Руби, промывавшая под садовым шлангом вонючую щетину швабры, предположила, что зять поселил в сарае дикое животное.

Но ее больше ничто не могло удивить. Когда-то она думала, что отдавать фунт семьдесят за бутылку воды из Исландии — самая большая глупость в мире, если из крана льется вполне хорошая вода. Но она ошибалась.

В какой-то момент, когда она отвлеклась, мир окончательно сошел с ума.

Александр открыл дверь — ее обычно закрывали только на щеколду — и крикнул:

— Привет!

Отозвалась одна Ева.

Он зашагал по лестнице, репетируя про себя, что скажет. Он уже давно не признавался женщине в любви.

— С Новым годом! — приветствовала его Ева. — Выглядишь замерзшим.

— Ага… И тебя с Новым годом. Ездил на Бикон-хилл порисовать. Никогда прежде не писал заснеженный пейзаж. Не знал, что в снеге так много оттенков белого. Чудная мешанина получилась. На обратном пути увидел Руби и подбросил ее домой. Она говорит, Брайан и Титаник очень шумно изображали животных в его сарае.

— Уже слышу, как соседи вострят перья, готовясь писать петицию о жестоком обращении.

Оба рассмеялись.

— Меня интригуют их отношения, — призналась Ева.

— По крайней мере, у них есть отношения.

— Но они, похоже, не нравятся друг другу.

— Мне нравишься ты, Ева, — сказал Александр.

Глядя ему в глаза, Ева ответила:

— И ты мне нравишься, Алекс.

Пространство между ними сделалось хрупким, словно замерзший парок от дыхания, готовый расколоться от любого неверного слова.

Ева приподнялась и посмотрела в окно на снег:

— Свежие сугробы… здорово для снеговиков, катания на санках. Я бы с радостью…

Она замолчала, но Александр быстро подхватил:

— И ты можешь, Ева! Можешь съехать с горки, обнимая меня за талию! У меня есть санки в грузовичке.

— Только не пытайся выманить меня из кровати!

— Вот уже несколько лет, как мне приходится напрягаться, чтобы затащить женщину в кровать, — пошутил Александр.

Ева улыбнулась.

— Думаю, моим первым новогодним зароком станет «не пускать в свою жизнь нового мужчину».

— Мне жаль это слышать. Я ведь пришел признаться, что люблю тебя.

Ева перекатилась к краю кровати и прижалась к стене.

— Я что-то не так понял?

Ева осторожно произнесла, не желая оскорбить чувства Алекса:

— Возможно, я подавала неверные сигналы, как сказала уволенная работница железной дороги.