Тело любит правду. Как заговорить на том языке, который тело способно понять - Давид Серван-Шрейбер

Как страх перед змеей, головокружение от высоты или нежность при виде лица совсем маленького ребенка, переживание духовного, должно быть, является у человека инстинктивным, автоматическим откликом в состоянии внутренней тишины.

Можно отказываться отдаться этому универсальному переживанию и твердо держаться за предписания разума, который усматривает слишком мало следов существования благожелательной и оберегающей силы. Но выбирать пустоту вместо переживания священного — это тоже выбор системы верований. И эта система, возможно, не столь полезна для здоровья…

Сентябрь 2000

Если бы тело было обществом, иммунная система была бы в этом обществе полицией. Лейкоциты, белые кровяные тельца, непрерывно циркулируют повсюду, чтобы выявлять непрошеных чужаков: то бактерию, то клетку, инфицированную вирусом, то группу раковых клеток, которая становится чересчур значительной. Но это вам не безоружная британская полиция с ее хорошими манерами. Когда обнаружена аномальная клетка, «естественные киллеры» (natural killer cells, NK-лимфоциты) немедленно окружают ее и вводят в нее яд, который буквально взрывает клеточную мембрану и уничтожает клетку на месте. После сражения другие лейкоциты, называемые макрофагами, убирают останки и дают указания NK-лимфоцитам, которые потом смогут быстрее обнаруживать новых чужаков.

Давно известно, что чем лучше функционирует эта система защиты, тем меньше организм подвержен болезням старения (артриту, раку и даже старческому слабоумию).

Но вот что ново: открытия последнего двадцатилетия XX века показали, что иммунная система не является независимой, как это долгое время считалось, от наших мыслей и эмоций — напротив, она в каждое мгновение подчинена им.

Сначала в 1975 году Адер показал, что можно влиять на поведение лейкоцитов путем кондиционирования[4], то есть условно-рефлекторным путем.

Помните собак Павлова, у которых формировался условный рефлекс слюноотделения при звуке колокола? Через десять лет Фельтен дал начальное объяснение этому странному явлению: костный мозг, в котором лейкоциты вырабатываются и накапливаются в ожидании момента, когда им надо будет вступить в действие, иннервируется ответвлениями из головного мозга[5].

Практически одновременно Шабиц подтвердил, что на поверхности лейкоцитов имеются рецепторы, позволяющие им получать сигналы через нейрогормоны, вырабатываемые мозгом[6]. А еще через несколько лет Коэн показал, что при прямом контакте с риновирусом индивидуумы, испытывающие стресс, заболевают чаще[7].

Таким образом, он подтвердил практическое значение этих теоретических открытий: если мозг «больше не верит в успех», иммунная система тоже опускает руки.

Это начало новой научной дисциплины — психонейроиммунологии, одного из столпов новой медицины «тела и духа». Это ключ к пониманию того, каким образом хорошее самочувствие «в голове» способствует здоровью «тела».

Март 2003

По-новому взглянуть на ту медицину, которую преподавали в годы моей учебы, меня впервые побудило путешествие в Индию. С сотрудниками «Врачи без границ» я ездил к тибетским детям в Дхарамсалу — в этом городе в Гималаях, открытом всему миру благодаря присутствию далай-ламы, сосуществуют две системы здравоохранения. Одна, западная, предлагает привычную нам медицинскую помощь: рентген, хирургию, антибиотики, противовоспалительные препараты, антидепрессанты, анальгетики и т. д. Другая, основанная на традиционной тибетской медицине, в постановке диагноза опирается исключительно на исследование пульса, языка и мочи, а в лечении — на медитацию, акупунктуру, питание, а также настои и отвары лечебных трав, ни одна из которых не входит в нашу западную фармакопею. Обе системы сосуществуют в гармонии между собой, у каждой есть свои практикующие специалисты, свои аптеки, свои учебные заведения.

Меня, доктора наук, учили медицине вполне утвердившейся, уверенной в себе, научной, и мне было трудно представить, как житель Дхарамсалы стал бы выбирать для себя, как ему лечиться. К какой системе обратиться? Я стал задавать этот вопрос всем, с кем мне приходилось встречаться, — и в министерских кабинетах, и на медицинских совещаниях, и на местных дорогах. Ответ был единодушен и обезоруживающе прост: «Если у вас какая-то острая проблема, например, перелом, пневмония, приступ аппендицита, то западная медицина действует гораздо эффективнее, а главное, очень быстро. Но, если вы страдаете чем-то хроническим — астмой, артритом, заболеваниями сердца, — то здесь западная медицина не особенно вам поможет, потому что она лечит кризисные состояния, но не глубинную проблему. С этим надо обращаться к традиционной медицине. Ее воздействие гораздо медленнее, зато лучше результат и меньше побочных эффектов». Это была моя первая встреча с системой здравоохранения, совершенно отличной от нашей, но, тем не менее, охватывающей значительные массы населения и очевидно эффективной в глазах людей, которых я уважаю за их опыт и мудрость.

По возвращении в Питтсбург эти мысли начали все больше занимать меня. После семи лет клинической работы в больнице и исследований в лаборатории меня стали одолевать сомнения. Ведь самые значимые болезни конца XX века — это почти сплошь «хронические» болезни, будь то сердечно-сосудистые заболевания (на первом месте среди причин смертности взрослого населения развитых стран), рак или СПИД. Когда они убивают больного, это растягивается на несколько лет, а те болезни, которые не убивают — депрессия, диабет, ожирение, артрит, — все равно калечат миллионы жизней.

До тех пор все, что не относилось к «правильной» медицине, было для меня нематериальным, неважным, — это было то, что называется «параллельной», «альтернативной» медициной, или (между собой, в ординаторской) шаманством. Но теперь мне стала казаться все более очевидной ограниченность нашего привычного подхода, ставящего себе целью ремонтировать тело, как ремонтируют двигатель, заменяя детали. Я начал обращаться к исследованиям, показывающим, что можно лечить людей, используя естественные механизмы самоисцеления, подобные тем, которые затягивают рану после пореза. Для этого достаточно обеспечить необходимые для исцеления условия (дезинфекцию и адекватное питание), а потом просто предоставить организму делать свое дело. Понемногу мне становилось ясно, что тело можно сравнить не с двигателем, в котором какие-то детали неисправны, а с растением, за которым надо ухаживать. Чтобы оно чувствовало себя лучше, ему, прежде всего, создают более сбалансированные условия: свет, влажность, температуру, почву и т. д. Засохшие ветки, которые его тяготят, спиливают, чтобы жизненная сила могла лучше циркулировать и перераспределяться. По сути, уход за растением — как любовь: ему дают то, в чем оно нуждается, чтобы быть в полной мере самим собой.