Однажды под Новый год - Елена Венская

— Это же моя любимая игра! — думал я.

— Давай! — закричал я, воинственно потрясая кулачками.

Отец налил мне апельсиновый сок.

— Уж лучше бы водочкой поделился, жлоб несчастный! — про себя подумал я с унынием поглядывая на стакан.

Во время рекламы, отец выбежал в туалет и недолго думая, я решил воспользоваться ситуацией. Схватив бутылку водки, я перелил немного содержимого в стакан с соком. Когда же отец вернулся, я с гордостью попивал коктейль под общеизвестным названием “Отвёртка”. Недопив до конца, я по-взрослому облокотился на спинку дивана, тупо глядя перед собой. Видимо молодой организм не справился с выпитым и зрачки тупо встретились у переносицы. В это время домой с работы вернулась мать. Глядя на мою неадекватную реакцию, она поднесла мой стакан к своему носу. Такого рёва я давненько не слыхал.

— Сволочь! — пронзительно завыла она. — Это же ребёнок! Мало нам одного алкоголика в семье?! Хочешь и его споить?!

Она с кулаками набросилась на ничего не понимающего отца, отвешивая ему одну оплеуху за другой. Я не долго созерцал очередной семейный мордобой, так как вырубился после первой своей попойки.

***

Проснулся я уже в кровати. Отец смачно храпел рядом.

Мать, как всегда, была на дежурстве. Я встал и подошёл к шкафу. Заглянув внутрь, я увидел несколько дорогих костюмов, висящих среди прочего тряпья. Где-то я их уже видел, — подумал я, как меня будто током пронзило.

— Это же мои костюмы! Мои — кровные! Вот этот от Армани — я покупал в Париже. На обороте внутреннего кармана должны быть мои инициалы. Я тотчас отвернул ворот. На указанном месте золотыми буквами красовались знакомые инициалы «АБ», что означало «Андрей Борисов». Именно так звали меня в прошлой жизни.

— Да уж, — думал я, продолжая разглядывать содержимое шкафа.

— А этот костюм был приобретён мною на Манхэттене, — я сердито сдвигал один костюм, за другим, прокручивая в памяти события давних дней. — А этот мой любимый — от Пьера Кардена из Лондона. Так значит вот, в какое захолустье уплыли мои шмотки, теперь уже вместе со мной, — обиженно размышлял я, — И почему это только мне довелось родиться именно у таких людишек, каких я больше всего презирал? — при этой мысли мой взгляд скользнул на отца, по-прежнему храпящего на диване. Прямо наказание какое-то! Ну почему? Почему я не родился в другой семье, в королевской, например? Почему другие купаются в этом масле, а я — нет? Ведь я больше других заслужил это! В прошлой жизни я то и делал, что работал, работал и работал. И теперь начинать всё сначала?! — не унимался я, — Неужели это круговорот какой-то? Неужели я опять проработаю всю свою жизнь и, заработав деньги, мне опять не удастся вдоволь насладиться плодами своей деятельности? Почему одним всё, а другим — ничего? Я не хочу начинать всё сначала! Я не должен начинать всё сначала! Думаю, в прошлой жизни я уже за всё отработал и за всё заплатил сполна! По крайней мере своей смертью я уж точно должен был искупить все свои грехи, которых, впрочем, было не мало, — наконец признался я самому себе. — Ну да, признаю, я тоже был не подарком, но не настолько же, хотя… Я невольно задумался о своём шальном прошлом, припоминая ворох грехов, тянущихся за мной в виде мантии, доступной лишь моему взору и конечно же Всевидящему оку, в которое я похоже теперь навсегда уже утерял всякую веру, оказавшись в этом захолустье.

От злости, накопившейся в душе, я резко захлопнул дверцу шкафа так, что она, сорвавшись с петель, на которых прежде едва держалась, с грохотом хлопнулась вниз. Спящий на диване отец аж подскочил от такого грохота, растерянно озираясь по сторонам:

— Что такое?! — вскрикнул он, спросонок выпучив глаза.

Глянув на меня и убедившись, что со мной всё в порядке, он завалился на подушку и захрапел как ни в чём не бывало, оставляя меня наедине с моими недобрыми мыслями.

— Я точно достоин лучшего, — думал я, — Это не моя жизнь. Я не должен так существовать. Я непременно верну своё состояние!

Правда, пока ещё не очень представлял каким образом.

***

Итак, мне стукнуло четыре.

С утра до вечера я ютился на широком подоконнике, любуясь одним единственным деревом, растущим на детской площадке. В руках я держал листок бумаги и карандаш. Но вместо того, чтобы рисовать дерево, писал какие — то замысловатые цифры. Почему? Сам не знаю. Почему именно в одной и той же последовательности? Исписав весь листок, я непременно брался за другой, выводя ту же самую комбинацию чисел. Вернувшаяся как-то раз с работы мать, заметила это и воссияла так, как никогда прежде.

— Математик! — на радостях воскликнула она, потрепав при этом мои волосы, — Видимо какими — то талантами мой ребёнок всё же обладает.

— Ёжик, — рявкнула она, поглядывая на вошедшего в комнату отца, — Может отдадим сынулю в математическую школу? Смотри, какие числа выводит. Считать ещё толком не умеет, а уже рисует.

— Рисует это хорошо. Может тогда в художественную отдадим?

— Что? В художественную, да вы в своём уме?! Я никогда не умел рисовать! Да из меня художник, как из слона спецназовец! — возмущению моему не было предела. Мать, словно считав мою ненависть к изобразительному искусству вовремя вмешалась в ситуацию.

— Нет, будет математиком! — решительно заявила она, проявляя стальную мужскую волю, ведь единственным мужиком в нашей семье, не считая меня, конечно, всё же была именно она.

Предчувствуя безрадостные перспективы, я и тут поморщился, припоминая свои никудышные познания в точных науках. Впрочем, не отрицаю, это решение было куда лучше предыдущего, ведь деньги прежде я всё же неплохо умел считать, тем более их зарабатывать. На том и порешили.

***

В один из дней мать вернулась с работы необычайно поникшая. Она зашла в комнату, села на диван, и обхватив руками голову зарыдала. Для меня это было подобно началу ядерной войны, так как я и представить себе не мог, что эта волевая во всех отношениях женщина может когда-либо проявить подобную слабость.

— Сто случилёсь? — поинтересовался я, испытывая дикий страх в сложившейся ситуации.

Она сквозь слёзы взглянула на меня и протянула ко мне свои толстые ручищи, резко притягивая к себе.

— У нас больше нет папы, — воскликнула она и снова заголосила.

Спустя пару дней на похоронах, я узнал, что пьяного отца сбила машина. Так мы с матерью остались одни. Она, конечно, пыталась