Дохлокрай - Дмитрий Манасыпов

Зло пахло не только шипящим воском черных свечей или выпотрошенным телом, разложенным между лучей пентаграммы, нарисованной на драном линолеуме порой даже губной помадой. О, нет, зло тогда как только не пахло. Хотя главной нотой была кислая.

Ханку, самую стремную дрянь из опиатов, продавали повсюду. Никто даже и не прятался, а зачем? Менты все знают, тюрем на всех не напасешься, а к торчкам соваться – себя не любить. У них же с башкой не в порядке.

Варили дрянь, году к девяносто пятому, порой прямо в подъездах, особо не церемонясь. Газеты, кружка, зажигалка. Кислая вонь ангидрита, проба, типа одноразовый самовар на всех… Вась, ты не болеешь? Неа… На, загони по вене, братишка, ща приход будет. Именно, вот ведь, приход. Водка не вштыривала, хотелось чего-то большего, а таким они всегда рады. Всегда и везде.

– Слышь, Лысый, есть чо?

– Ну… мне самому там… куб…

– Лысый, давай по-братски, пополам, а?

Пробовали все по-разному, от возраста не зависело. Совсем никак. Велись на дурное «ты чо, с первого раза никто не садится, не привыкает… не пацан что ли?». Человек превращался в животное за год. Некоторые раньше. К Девяносто шестому всем, даже самым-пресамым маминым отличницам сразу бросались в глаза четкие и явные приметы.

Плавающие рыбье-сонные глаза.

Пришлепывающие губы, частенько в слюне.

Почесуха по лицу.

Был человек – нет человека. Сейчас такого нет? Да и сейчас есть, только тогда… Тогда случилась просто эпидемия. Жбякались все, кому не лень, зачем-почему-на фига… ответа не случалось.

Этим было все равно. Эти выполняли самые дурные причуды, посули им пару доз или отбашляй лаве в карман. Лаве даже лучше, лаве вернется и осядет у барыги. Барыга положит в клетчатый челночный баул сверток, плотно закутанный в рваное одеяло и почему-то натужно пищащий, барыга отдаст сумку бледному, с покрасневшими глазами утырку, одетому как лох с института, лох с института пройдет через котельную, поставив лишнюю бутылку «Довгань» вечно пьяному кочегару, дойдет до крайней печи и там, своей кровью из разрезанного запястья, что-то напишет на ржавом металле огромной печи, откроет и, не слыша писка с кашлем, кинет прямо в огонь…

Мрак поселился тут именно тогда. В черные страшные несколько лет безумия. Он помнил, ему тогда хватило работы вдосталь.

Чутье не подвело. Он пришел ровно куда нужно, самого себя не обманешь даже если устал. След вывел верно. Все говорило именно об этом, и запахи в первую очередь. В таких местах воняет всегда одинаково. Меняются только обои, мебель и те, кто живет. Или жил.

Сигареты без фильтра, едкие, тяжелые. Запах въелся повсюду, за сто лет не выведешь. Без фильтра курили не из-за собственной крутости. Из-за бедности, больше не из-за чего. Дешевое пойло, разливаемое по полу годами. Блевотина, затираемая грязной тряпкой десятилетиями. Носки, больные грибком ноги, плохая обувь, пошитая и склеенная из чего попало. Больные желудки и кишечники, засоры в трубах, постоянно гниющий мусор. Чертова вонь забывших о самих себя людях.

Бывало, даже размышлял, почему именно так? Почему Зло так старательно стремится именно к таким? Из-за налипшей на тело и душу грязи? Той, что не смоешь мылом и не отскребешь никаким мочалом? Черт его знает, на самом деле. Но в таких местах он бывал куда чаще уютных семейных гнездышек, детских садов или дорогих борделей. Кысмет… карма, чего уж.

Поискал и тут же увидел нужное. Литровую банку с крупной солью, стоявшую на полке кривого шкафа, обклеенного пленкой «под дерево». И кружку. Старую металлическую кружку со сколотой эмалью черного ободка. В чайнике, желтом от табачного нагара, жира и старости, плескалась вода. Ровно на эту самую хренову кружку. Соли, где-то на половину, сверху воды и тихонько болтать посудиной, перемешивая, не шумя и не вспугивая раньше времени. Скоро начнется, он даже не сомневался в этом.

Вода в чайнике протухла. Пахла гнилью, дрожала тонкими паутинками плесени и чего-то еще. Жаль, но так не пойдет…

Святая вода у него была в бутылке из-под «пепси». Или еще чего-то такого же мерзкого и сладкого. Какая разница? Перелить в кружку, аккуратно, чуть-чуть, тоненькой струйкой. Ох, как удивился старенький попик церковки у самой границы с Магниткой. Вряд ли к нему заходили многие, новый большой храм виднелся с каждого края села. Вот только пусть каждый сам выбирает, что его. Каждому свое, как не крути.

Новострой, желающий казаться смесью бульдога с носорогом, старательно скрещивая в себе византийский и владимирский канон постройки. Слишком большой, слишком напыщенный, слишком… все в храме казалось «слишком». И еще розово-красная громада казалась… пустой. В ней не слышалось хотя бы отголоска необходимого уставшему хозяину двух больших ножей-тесаков, покрытых серебряными узорами.

А вот церквушка, стоящая здесь не иначе как со смерти царя-освободителя, звучала. Тихим мерным и мирным голосом единственного колокола, прятавшегося в колоколенке, покрытой старой жестью и выкрашенной зеленой краской. В его работе важнее не форма, а содержание. Святая вода всегда сильна, если полна верой. А веры там, где есть деньги, нет. Вряд ли у сухого подвижного старичка в болотного цвета китайской куртке поверх новенькой и дешевой рясы водилось много денег. А вот веры у него оказалось в достатке.

Даже сейчас вода еле заметно мерцала теми самыми искорками, что заметны не каждому. Пальцы чуть покалывало. Хорошо, силы в воде хватит. Ну, он надеялся, что ее хватит. В таком деле не угадаешь, как не старайся. Для таких случаев всегда есть клинки.

Под нестиранной футболкой с принтом «Бей Гитлера» еле заметно дернулся амулет. Да-да, он уже и так чувствует, что скоро работать. Это ни с чем не спутаешь, опыт штука серьезная. Даже время засекать не надо, если понимаешь, когда и что произошло. Что хорошо в окраинах? Говорят, тут громко и плевать, если кто услышит. Вот и сейчас получилось, как нужно. Пока выжидал у угла дома, пришлось узнать много интересного. Вот этим и хороши открытые форточки.

Про Генку, что окочурился вчера. Про его, мать ее за ногу, Ленку, паскуду и суку, помершую тогда же. И про их выблядков, что тоже откинулись. И хрен с ними, проблем меньше. Накатим за помин души. Ага, накатывайте. И вопрос-то только один: сколько ж голов было в помете почивших вчерашнего дни Геннадия и Елены?

Тварям, перекидывающимся после смерти от рук… не только рук, таких же, хватало суток. Всегда хватало. Но днем они в себя не приходили, сказки и байки не врут. А вот ближе к полуночи да, тут их время.

Жарко. Пот тек по спине, по груди, даже по ногам вроде как. Но снимать куртку и в голову не пришло. Укреплял ее самолично, подшивая где надо пластины и сетку. Иногда полезно, если успеешь прикрыться рукой и не дать добраться до твоего собственного горла. А иногда помогает как следует ошарашить не в меру наглого хомо гопникус, частенько решавших окучить именно его. Чем только притягивал… непонятно.

Так… а ведь началось. Вставать не стоило, лучше лишить тварь преимущества, дать ей возможность ощутить какое-то превосходство. Первый удар можно нанести и сидя. Если знаешь, как это делается.