Том 5. Багровый остров. Пьесы, повесть, черновые варианты романа «Мастер и Маргарита» 1928–1931 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков

На днях я студийной машинистке начну сдавать для переписки новую «Зойкину», если не сдохну. Если она выйдет хуже 1-й, да ляжет ответственность на нас всех (Совет в первую очередь!).

Пишу Вам без всякого стискивания зубов. Вы положили труд. Я тоже.

Привет. Ваш М. Булгаков. Адрес: Москва, Мал. Левшинский пер., 4, кв. 1. В Москве я часто бываю. Приезжаю с дачи. 26 июля 1926 г.» (Публиковалось по автографу в книге: Петелин Виктор. Россия — любовь моя. Издание второе, дополненное. М., 1986. Там же было указано, что автограф хранится в ЦГАЛИ. Ф. 2417. Оп. 1. Ед. хр. 528).

3 августа Попов настаивает на своем:

«Здравствуйте, уважаемый Михаил Афанасьевич!

Большое письмо Ваше получил и очень сожалею, что переутомление, нервность, а главное, Ваше недоверие к театру, в который Вы отдали пьесу, мешает деловой и продуктивной работе. Результат этого недоверия — то, что Вы видите злую волю совета в том, что он напряженнейшим образом работает над пьесой и привлекает Вас к этой работе. В своем недоверии и раздражении Вы доходите до того, что сомневаетесь в том, что мы хотим ставить Вашу пьесу. Что за глупости?! Михаил Афанасьевич! И при чем здесь 1928 год?! Пьеса в работе находилась два с половиной месяца и будет кончена в обычный для нас срок (три с половиной — четыре месяца), и Вы это прекрасно знаете...

...Относительно того, что последние два акта просто не сыграны, а стало быть, и не нуждаются в переделке, — я думаю так — если сыграны 1-й и 2-й акты, то почему не быть сыгранным 3-му и 4-му актам? А? Может быть, они труднее? И требуют большего мастерства от актеров и режиссера?

Думаю, что, несмотря на Ваше пленение «квалифицированной публикой», у Вас есть своя голова на плечах и Вы прекрасно знаете, что 3-й и 4-й акты гораздо легче в смысле актерском и режиссерском.

...1. У нас не может быть желания угробить автора, ибо тем самым мы угробливаем себя.

У нас не может быть желания «канителиться» с пьесами, ибо это бьет по бюджету.

И, наконец, у нас не может быть меньшего чутья, опыта и знания, чем у «квалифицированной публики», ибо тогда она бы «ставила», а мы бы смотрели.

...Нужно и можно сделать три акта. Газолина, третьестепенную фигуру, увеличивать преступно, т. к. это противоречит основным нашим желаниям, т. е. стремительному разворачиванию интриговой пружины во второй части пьесы, а мы будем заниматься «характеристикой» третьестепенного персонажа.

...Невыполнение плана совета в целом поведет к мешанине, к тому, что и у режиссера, и у актера осенью вспухнет голова (как у автора сейчас), и вместо работы будет сплошная «дискуссия»... Помню Ваши слова, когда Вы «на перекладных» писали пьесу и говорили: «Излишнее многословие вы всегда можете сократить».

А то, что «ландышами пахнет» и «Зойка — вы черт!» являются «лучшими фразами», позвольте Вам, Михаил Афанасьевич, не поверить и приписать это вкусам «высококвалифицированной», а не Вашему личному вкусу.

Ну желаю Вам по возможности поправиться на даче. Если Вы мне черкнете вкратце о переделках и последовательно их изложите, то я был бы Вам благодарен, т. к. смог бы здесь кой-что «прикинуть» и поработать, а то осенью будет спешка, а здесь хорошо работается и думается. Я здесь до 20–22 августа. Жму Вашу руку. А. Попов».

11 августа Булгаков подробно описывает ход работы над пьесой: «Переутомление, действительно, есть. В мае всякие сюрпризы, не связанные с театром, в мае же гонка «Гвардии» в МХАТе 1-м (просмотр властями!). В июне мелкая беспрерывная работишка, потому что ни одна из пьес еще дохода не дает, в июле правка «Зойкиной». В августе же все сразу. Но «недоверия» нет. К чему оно? Силы студии свежи, Вы — режиссер и остры и напористы (совершенно искренне это говорю). Есть только одно: Вы на моих персонажей смотрите иными глазами, нежели я, да и завязать их хотите в узел «немного» не так, как я их завязал. Но ведь немного! И столковаться очень можно.

Что касается Совета, то он, по-видимому, непогрешим.

Я же, грешный человек, могу ошибиться, поэтому с величайшим вниманием отношусь ко всему, что исходит от Вас. Надеюсь, что ни дискуссии, ни войны, ни мешанина нам не грозят. Я не менее Студии желаю хорошего результата, а не гроба!

И вот в доказательство сводка того, над чем я сейчас сижу: «Увеличение Газолина» преступно. Побойтесь Бога! Да разве я не соображаю, что, когда нужно сжимать и оттачивать пьесу, речи быть не может о раздувании 2-го персонажа? Я просто думал, что Вы поймете меня с полуслова. Дело вот в чем: ведь МУРа (учреждения) не будет, и Газолин наведет из мести Херувиму МУР на квартиру Зойки.

Не бойтесь: никакого количественного увеличения, а эффекту много. На вас же работаю, на Совет! На поднятие финального акта. Согласны? Но лучше по порядку...»

И Михаил Афанасьевич подробно рассказывает режиссеру, что он сделал, что сократил, убрал совсем, особенно подробно говорит о значительности четвертого акта, который требовали резко сократить:

«4-й акт. Начинается громом кутежа. Фокстрот на сцене и т. д. Но вот в чем дело: скандал Аллы с Гусем на публике (как этого хочет Совет) провести крайне трудно. Я уже примерял, комбинировал, писал, зачеркивал (продуктивная работа, Алексей Дмитриевич). Гостей нужно удалить (Роббер, Мертвое тело) после награждения червонцами, и тогда уже тоскующему неудовлетворенному Гусю Аметистов подает Аллу как сюрприз. На закуску, так сказать. Их скандал, тоска Гуся, убийство, побег Херувима, Манюшкин, Аметистова и появление Газолина с Пеструхиным, Ванечкой и Толстяком. Газолин бушует: «как вы пустили (упустили) бандиты Херувима». Мифическую личность из пьесы вон! Берут Аллилую, всех уводят, квартира угасает. Конец.

Так: 3-й и 4-й акты одновременно в работе. Завтра машинистка уже начнет переписывать 1-й и 2-й акты.

При всем моем добром желании впихнуть события в 3 акта, не понимаю, как это сделать. Формула пьесы, поймите, четырехчленна!

Во всяком случае, поднятия последних актов мы добьемся. У актера и режиссера голова пухнуть не будет (у меня она уже лопнула). Рад, если пьеса пойдет «срочно»...»

В крайнем случае, Булгаков советует Попову 3-й и 4-й акты пустить в виде двух картин (один акт).