Альма. Ветер крепчает - Тимоте де Фомбель

– Смотри. Уже всё. Я в порядке.

Нао не пытается её удержать. Она знает, как упряма дочь.

На языке народа око слово «альма» означает «свободная». Но это особая свобода, которой нет ни в одном другом языке. Редкое слово, неприступная вольность – такая свобода, что пропитывает всё существо, навсегда. Отец Альмы говорит, что в его краях такое имя могло бы означать «клеймённая калёным железом свободы». Но всё это клеймёное-калёное ничего ей не говорит. В языке её матери, языке око, «железа» нет вовсе. Слова в нём – только для того, что важно. Чтобы назвать, какого оттенка каждый ночной час или как мы бормочем, когда травинка коснётся во сне нашего уха.

«И, может быть, Альма с её вольностью права́, – думает Нао, глядя на дочь. – Да, лучше она рассеет свою лихорадку по холмам, чем будет ждать здесь».

Она следит за Альмой взглядом, пока та ходит по дому.

Альма берёт лук со стрелами – их положили с ней рядом. Идёт сперва к двери, но потом колеблется секунду и возвращается. Она зарывается лицом в шею матери, в ложбинку у плеча. Они стоят, прижавшись друг к другу. Поза привычная, но голос Альмы дрожит.

– Мама.

– Возвращайся скорей, Лилим.

Нао чувствует кожей горящие глаза дочери.

– Возвращайся скорей, иначе Лам всё съест!

Альма ещё медлит немного, вжимается в укромное местечко, куда с самого детства так любила зарываться.

– Мама.

Они долго стоят так, не держась за руки, потому что у одной в руках лук, а у другой пальцы в сорговой муке. Потом они отстраняются. Позже, когда каждая из них будет вспоминать об этом – и как часто! – они не смогут сказать, сколько длился тот миг: секунду или целую жизнь.

Альма стоит над затопленной расщелиной. Вода уже опустилась на несколько метров. На склонах остались мокрые листья, и под прозрачной гладью можно разглядеть самые высокие ветки Колючего леса.

Вода убывает на глазах. До сих пор Альма бежала не останавливаясь. Дышит она часто и бесшумно. Она идёт вдоль расщелины, вглядываясь в землю под ногами. И вдруг замирает.

Вот они. Следы Дымки в грязи. Она явно пришла сюда после дождя. Но как узнать, одна или с Ламом? Альма тщательно затаптывает следы Дымки.

Теперь в грязи лишь отпечатки ног Альмы.

Она ступает по ведущим к воде камням. Здесь уже слишком твёрдо, чтобы что-то различать. Ни следа. Но и других, идущих назад в долину, тоже нет. Путь Дымки кончается здесь.

Альма стоит на отмели. На затылке, за ушами, пульсируют вены. Она смотрит на узкое озеро, уходящее вдаль змеёй.

Куда делась Дымка?

По склонам заметно, что вода отступила ещё. Ощетинившиеся джунгли всё виднее. Через пару часов долина снова закроется на год. Из-под воды встанет стена шипов.

Альма подходит к скале. Пирога на месте, в каменной могиле. По дороге Альма решила, что спустит её на воду, если найдёт доказательства, что Лам сбежал. Она пересечёт затопленную расщелину и отправится на поиски. Но как узнать, правда ли он ушёл?

Дымка их покинула. Но Лам? Может, он уже сидит на плечах отца… Да, может быть, Сум с отцом наконец отыскали его, и вот они идут втроём, а солнце светит им в спины. Они издали видят смоковницу, их дом среди зеленеющей саванны и прекрасную Нао в дверях, которая глядит из-под ладони, чтобы не мешало вечернее солнце. И Нао узнаёт машущую ей чёрную тень на плечах мужа. Может быть, качает головой и говорит сама себе: «Да это Лам! Да, он. Как я и сказала. Они нашли его. Будь проклята ночь, подарившая нам этого мальчишку!» И, смеясь, Нао, конечно, сметает рукой воздух, стирая это проклятие. А потом идёт навстречу, высоко потрясая кулаками, чтобы издали показать им свою радость, чтобы воздать хвалу хранящим их предкам. Но ещё она то и дело оглядывается через плечо, ведь как было бы здорово, чтобы и Альма вдруг появилась, с другой стороны, – для полноты счастья.

Дрожь пробирает Альму вместе с этим видением. Где всё в порядке, где Лам сидит на плечах у отца, где он уже уткнулся матери в шею, а та говорит, как всегда:

– Вот он, наш маленький сурикат. Вот и ты, Лилим.

Альма уже поворачивает назад, чтобы взобраться по чёрному каменному склону и скорее бежать домой. Лепёшки на огне, должно быть, подрумянились. Две обезьянки с их дерева дожидаются пира, цепляясь за ветки розовыми ладошками. Но в тот самый миг, в ту секунду, когда Альма оборачивается, чтобы идти домой, она замечает плывущее по воде синее пятнышко. Островок, парящий над затопленным лесом. Это шапочка брата.

Лам ушёл вместе с Дымкой. Теперь она уверена.

Они сбежали из долины вдвоём.

В тот же самый миг, давя ногами ил ручья, её отец вновь сходится с Сумом.

Нигде ни следа маленького Лама. Они ищут его уже много часов.

Вот они делят между собой новый квадрат, к востоку, будто играют в охотников. Сум удаляется размеренным бегом. Он издавал бы воинственный клич, если б мог, но с его губ ещё никогда не срывалось ни звука.

Отец за его спиной не сдвинулся с места. Он знает, что это не игра. Мози будто стал камнем посреди ручья. Взгляд его замер на скалах, далеко впереди, где они расколоты надвое.

«Расщелина. Может, там, в Колючей расщелине, ещё осталась вода».

Вот что мелькнуло в его голове.

Он направляется туда один, мелкой охотничьей трусцой, напрямик. Кусты он не огибает – он пробегает их насквозь. Ничто его не остановит. Он пересекает затопленные ложбины. Разгоняет стада зебр, подняв над головой копьё и ни разу не замедлив шага. И пока тело его бежит по холмам, мысли всё глубже увязают в страхе. Он думает, каким решительным бывает Лам: этот ребёнок способен на всё. Вспоминает, какое упрямое лицо было у него в последние дни. Почему с начала дождей он вечно где-то пропадал? Почему возвращался вечерами такой усталый? Что он замышлял?

Мози лезет вверх по склону, ведущему к расщелине. На скалах вокруг водопады почти иссякли. Может быть, там уже несколько дней как нет воды. Мози всем сердцем на это надеется. Он любит, когда долина становится неприступной, укрывая их семью от всего.

Но, забравшись на вершину, он видит, что вода ещё осталась. До первых шипов не глубже метра. Однако хватит, чтобы переплыть.

А в грязи – детские следы.

Несколько секунд он стоит над расщелиной.

И вспоминает день, когда причалил сюда под дождём. Это