Мой темный принц - Джулия Росс

Алексис висел на воротах. Не сумев скрыть удивления, мальчишка распахнул створки, пропуская Николаса внутрь. Гравий зашуршал под копытами. Гуси распустили крылья и зашипели. Входная дверь стояла нараспашку, на пороге вытянулся в струнку один из его людей, Людгер. Николас провел коня прямо по ступенькам, въехал в холл и направился дальше, по-прежнему прижимая пленницу к груди. Железные подковы гулко цокали по каменному полу.

Хенц тут же встал по стойке «смирно», искусно скрывая свое изумление под маской беспрекословного повиновения, на белеющем под копной каштановых кудрей лице написано бесстрастие.

– Мы приготовили голубую гостиную, сир. Весь дом был затянут чехлами от пыли… – Он распахнул дверь.

Оставив своего человека в передней, Николас проехал в гостиную и остановил коня.

На позолоченном потолке отражались десятки маленьких наивных огоньков зажженных свечей и танцующие отблески камина. Мебель освободили от чехлов, явив взору парчовые кресла с вышитыми на них эмблемами дома Эвенлоуд. Пол устилал роскошный ковер. Под копытами проминались розово-голубые шерстяные гирлянды с пропущенной в них золотой нитью, гармонирующей с позолотой. Официальная гостиная Раскалл-Холла во всем своем величии, место, где он когда-то читал своей матери стихи, сияя от удовольствия в мерцающем свете свечей.

В глубине души шевельнулось и затрепетало что-то неизъяснимое, отзываясь на танцующие желтые огоньки, мигрень накрепко засела в голове и пустила там свои корни.

Фриц фон Герхард зажигал свечи в дальнем конце комнаты. Тонкие пряди светлых волос превратились в сияющий над его лысеющей макушкой ореол. Кожа под длинным, бегущим через всю щеку шрамом сделалась меловой. Черный жеребец задрожал и закусил удила.

– Забери коня, Фриц, – приказал Николас по-глариенски. – И поставь свечу, пока пальцы не спалил. Здесь безопасно?

Фриц уже успел вытянуться в струнку.

– Сир! – Он поморщился и потушил догорающую свечу.

– Бренди, – приказал Николас.

Он опустил принцессу на пол и спрыгнул с седла. Фриц взял коня под уздцы и вывел из комнаты. По коридору прокатилось затихающее эхо цокающих подков. Николас подошел к двери и закрыл ее. Он нарочно задержался на месте и, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль и мелькающие перед глазами цветные круги, какое-то время стоял к ней спиной. Если она решилась лично убить его, у нее ничего не выйдет, но зато он будет точно знать, что у нее на уме.

– У меня здесь шесть человек, – сказал он. – Они постоянно охраняют меня, где бы я ни находился. Они прекрасно знают свое дело, и я могу целиком и полностью положиться на них. Я лично их готовил. Чем бы ни угрожал Карл, с какими бы безумствами мне ни пришлось столкнуться, я обещаю вам безопасность. Вы боялись за свою жизнь? Если бы я не был в этом абсолютно уверен, я бы не привез вас сюда. Я не знаю, какие сети плетутся вокруг, принцесса, но если вас запугали, если у вас не было иного выбора, ради Бога, расскажите мне об этом прямо сейчас.

Он ждал ответа, как подсудимый приговора, прислушиваясь к ее судорожному дыханию. Он подстрелил львицу и заставил ее зарыдать, а ведь ему больше всего на свете хотелось кинуть к ее ногам и свою жизнь, и корону. Как теперь все это загладить?

– Милорд… Принц Николас…

– Эрцгерцог Николас, – поправил он. – И еще принц, но этот титул ниже.

– Какой конфуз! Ведь вы еще и граф Эвенлоуд, не так ли? Я понятия не имею, о чем вы речь ведете. И что я тут делаю, тоже. Хотя вы, быть может, и монарх, и сумасшедший в одном лице?

– Как знать. – Черт побери! Как можно загладить такое?

Он повернулся и посмотрел на нее.

Ее волосы беспорядочными прядями спадали на плечи. Ноздри трепетали. Она была в простом муслиновом платье, очень практичном, ужасно строгом, один рукав оторван, подол запачкан грязью. Как он мог не заметить этого раньше?

Платье добропорядочной дамы, но принцессы в таких не ходят.

Она вытащила из кармана носовой платок и высморкалась.

Совсем не так, как высморкалась бы принцесса София.

Ножки стоящего за ней кресла изображали львиные лапы с аккуратными золотыми коготками и вырезанной шерстью. Она опустилась на розово-голубую парчу так, словно ноги отказались слушаться.

Повисла долгая пауза. Шикарная комната рассеяла все туманные образы, обнажив неприкрытую реальность. Глаза у нее, быть может, были чуть более насыщенного зеленого оттенка. И волосы светлее, не такие рыжие. Губы немного полнее, рот слегка изогнут, как если бы она считала жизнь прекрасной и часто смеялась над всякими пустяками. Но сейчас она не улыбалась. На ее лице застыло странное смешение эмоций: и злость, и испуг, и смущение.

Однако на место нахлынувшего было облегчения пришло другое чувство – это же абсурд какой-то! Демон мигрени сдал позиции, приступ немного отступил, потом боль окончательно исчезла, затаившись под черепной коробкой и оставив после себя лишь смутное ощущение хрупкости. Львица обернулась простой английской кошечкой. Черт бы все это побрал!

– Понятно. – Он низко поклонился ей, как полагается по этикету. – Приношу вам свои извинения, мадам, если хоть чем-то навредил вам.

– Я подумала, что вы цыган, – сказала она. – Или ненормальный.

– Не вы первая. Принцы Глариена не знают, радоваться ли этому злосчастному сходству или скрывать его.

– Я не принцесса. – Она убрала платочек. – И не понимаю, отчего вы так решили. Меня зовут Пенелопа Линдси, и я живу со своей матерью в Раскалл-Сент-Мэри. Я была бы очень признательна, если бы вы отпустили меня домой.

Ангел смерти сложил свои крылья и испарился, оставив Николаса задыхаться от приступа хохота.

Отблески света танцевали на белоснежных зубах и в жгуче-черных волосах. Глаза темные, непроницаемые, словно черный полуночный бархат. Чувственный рот с резко очерченным изгибом верхней губы и трепещущие ноздри выдавали явную склонность к сарказму. Кожа полупрозрачная, чистого оливкового оттенка с розовым оттенком на щеках.

Лорд Эвенлоуд, а также хозяин – помоги ей Господи! – рокового княжества в самом центре Европы, прибыл домой. Никто не думал, что это когда-нибудь случится. Всю свою сознательную жизнь она – даже когда читала о нем статьи в газетах – была уверена, что он никогда не вернется в Раскалл-Холл.

И вот он здесь.

О Боже! Когда он узнает, чем она тут занимается, всем на орехи достанется. Это все равно что бросить кошку в голубятню – перьев на целую подушку хватит, да и шейки птичкам посворачивают, а ей – в первую очередь!

На одно короткое мгновение ей показалось, что они могут вместе посмеяться над его ошибкой и ее проступками. Должно же быть какое-то разумное объяснение его действиям, да и она наверняка добьется его сочувствия и понимания, если чистосердечно во всем признается. Но в следующую секунду она прогнала эту мысль прочь: он в упор уставился на нее, его смех обернулся мрачной угрюмостью. Впрочем, ничего удивительного. В конце концов, он же один из тех беспутных цыганских принцев, которых ее мать наотрез отказывалась обсуждать с ней.