Они написали убийство - Светлана Алешина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы думаете, этим людям весело? — иронично спросил Василий. — Если так, то вы ошибаетесь. Весело им всего лишь по той причине, что они пьяны и радуются халявной жрачке и выпивке. На самом деле здесь никто особо не рад друг другу. В творческой среде царят зависть и лицемерие.
— А вы свободны от этого?
Василий неопределенно пожал плечами и тихо сказал:
— Я все-таки стараюсь уделять больше внимания непосредственно творчеству. Хотя сейчас сложно этим заниматься, если не имеешь еще и какую-то другую работу. Некоторые пишут всякий ширпотреб по заказу, как, например, небезызвестный Бельман, — сказал он, указывая на одного из лауреатов, который в этот момент в углу уже жадно целовал в губы совершенно другую девушку, а его бывшая спутница уютно устроилась на коленях Макушкина.
От Ларисы не укрылось то, что Котов плотоядно поглядывал на нее и даже поглаживал ее ногу.
«Ах ты, старый ловелас!» — возмутилась Лариса, ловя себя на мысли, что не ощущает никакой ревности.
— А Макушкин-то ничего себе! — игриво прозвучал голос девушки, сидевшей у него на коленях.
При этом она искоса бросила взгляд на Бельмана, следя за его реакцией.
— С пивом сойдет, — не замедлил откликнуться тот.
— Ну, если я с пивом, то ты — только с «Анапой», — пытаясь быть остроумным, ответил Макушкин.
— Ха! — только и смог отреагировать Бельман, демонстративно обнимая свою новую пассию.
— Андрюша — прелесть! — проворковала она, чмокая его в щеку.
Тут мимо Бельмана прошаркал главный лауреат вечера Степкин, который бросил на него неодобрительный взгляд и что-то пробурчал под нос. Бельман почему-то счел это бурчание личным оскорблением и заносчиво произнес:
— А ну повтори, что ты сказал, лауреат, твою мать!
— Чего? — набычился Степкин. — Язвить еще будешь, молокосос!
— Андрюша, не надо! — пыталась одернуть Бельмана его спутница.
— Чего «не надо»? — отмахнулся Андрюша. — Всякие лохи хамить, что ли, будут?
— Вот, полюбуйтесь! — торжественно указывая на Бельмана пальцем, воскликнул Степкин. — И эти люди, использующие бандитскую лексику, получают премии! И после этого мне будут говорить, что у нас в России нет литературного кризиса! И после этого утверждают, что ничего страшного не происходит! Это же пепси-культура! Поколение «некст», мать вашу!
Тут неожиданно перед ним возник нетвердо держащийся на ногах представитель этого самого поколения Алексей Макушкин. Он вдруг почувствовал, что Степкин в своей обличительной речи затронул и его, и в связи с этим его первейшим долгом является достойно ответить оппоненту. Для этого он попытался избрать выспренный стиль:
— Я полагаю, что ваши инсинуации абсолютно неконгруэнтны сложившейся в этом зале атмосфере всеобщего удовлетворения и взаимопонимания, — с пафосом произнес он, радуясь и гордясь тем, что смог, несмотря на тяжелую степень опьянения, выговорить все это.
Но… Физиология все-таки взяла свое. Произнеся эту напыщенную и витиеватую фразу, Макушкин не выдержал и рыгнул.
И эта маленькая деталь оказалась роковой. Степкин громко засмеялся и зааплодировал:
— И эти люди будут еще…
Фразу он не успел закончить по причине того, что Бельман с отчаянным криком «Бей жидов!» саданул Степкину в его абсолютно русское крестьянское лицо. Несколько ошалевший от такого развития событий Макушкин некоторое время стоял как истукан. Но в ситуацию стремительным метеором вклинился Котов, которому явно не хватало в этот вечер острых ощущений.
Он первым поспешил на помощь молодому поколению и, встав между Бельманом и Степкиным, грозно заявил:
— Не фига наезжать на генофонд нации!
— Какой на-ции?! — презрительно спросил Степкин, пытаясь достать Бельмана ногой.
— Российской! — гордо заявил Котов.
— Ладно, мужики, что вы в самом деле! — Василий встал со своего места и, нахмурившись, поспешил в эпицентр событий. — Потом журналисты напишут, что писатели нажрались и набили друг другу морды, не поделив статуэтку. И мы вообще лишимся губернаторского литературного фонда!
Участники свары разом повернули головы в его сторону. Они несколько секунд пытались переварить услышанное. Наконец сквозь алкогольный дурман к ним пришло-таки осознание того, что поступают они неразумно. Упоминание о деньгах моментально вернуло их на землю. Тут бы все и закончилось, но Котов, который к творческой интеллигенции не принадлежал и, соответственно, губернаторский фонд ему был абсолютно «по барабану», вдруг воспроизвел запавшую ему в память фразу:
— Жалкий графоман!
Поскольку он находился лицом к лицу со Степкиным, то последний принял это на свой счет.
— А ты-то что еще тут вякаешь? — возмутился он. — Ты кто вообще такой?
— Евгений Котов, бизнесмен, — гордо представился тот заплетающимся языком.
— Так иди и занимайся бизнесом, а сюда своим рылом не лезь! — грубо отрезал Степкин и взял Евгения за грудки.
Лариса, почувствовав, что муж вляпался в некрасивую историю, поспешила на помощь.
— Господа, господа! Не надо конфликтов! Вы же все-таки интеллигентные люди!
— Мы-то, может быть, и интеллигентные, — зло буркнул Степкин. — А вот всякие там… хм…
— Господа, давайте лучше выпьем! — возник сзади высокий седой мужчина в очках. — И поспорим о том, какая литература сейчас нужна — бульварная или антикварная.
— Ох, бросьте, Александр Владимирович, — снова рубанул рукой воздух Степкин, оборачиваясь к седому. — Вы работаете в сфере ширпотреба и радуетесь! И ваши клиенты, понимаешь, здесь бузу устраивают!
Он снова повернулся и уже был готов показать в направлении Бельмана, но его как ветром сдуло с места. Он уже успел сбегать за двумя молодыми людьми с бэйджами на груди. Они приближались к спорящим.
— Попрошу на выход! — мрачно потребовал один из охранников, подойдя к ссорящимся.
Котов даже не понял, что обращаются к нему. Он был уверен, что все это адресовано Степкину, и радовался в душе, что справедливость восторжествовала. Он уже хотел было помочь молодым людям выдворить лауреата вон, как его самого взяли под белы рученьки и повели к выходу.
— Стыд! Какой стыд! — качая головой, произнес с пафосом Степкин и повернулся к седому.
— Вот и я говорю, давайте лучше выпьем! — улыбнулся седой, которого звали Александром Владимировичем.
К этому предложению вскоре присоединились и Бельман с Макушкиным. Они не особо расстроились, что Евгения выдворили из зала, похлопали Степкина каждый со своей стороны по плечу и в знак примирения предложили выпить. Степкин ради приличия поломался и, шумно выдохнув, сказал:
— Давай!
Через некоторое время они уже сидели вчетвером как лучшие друзья и обсуждали какой-то очень важный вопрос современного литературного процесса.