Семейная хроника - Нина Осмоловская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Усталость брала своё, и Борис тоже заснул там, где сидел, утомленный перипетиями дня.
Татьяна Николаевна остановилась. Ольга тоже перестала играть. Они увидели спящих мужчин и, не сговариваясь, рассмеялись, так забавна была эта картина: они стараются, исполняют трудные экзерсисы, а мужчины спят с милой улыбкой на устах.
Татьяна Николаевна разбудила мужа и отправила его спать. Борису постелили в комнате для гостей. Мать и дочь, пожелав друг другу спокойной ночи, тоже разошлись по своим спальням. Обе долго не могли заснуть, даже чтение не спасало их от мыслей о молодом барине.
Ольга, воспитанная матерью, была пронизана идиллическими фантазиями. Детство её прошло среди природы. Она любила уединение, и теперь все романтические мечтания обретали наконец материальную форму.
Этот юноша совершенно перевернул их жизнь. Весь ужас положения состоял в том, что влюбились в него обе – и дочь, и мать. Только дочь могла выражать свои чувства открыто, а мать боялась не только вслух произнести имя молодого человека, но даже подумать о нём ей было страшно. Этот пламень, вспыхнувший в обеих чувственных душах, разгорался пожаром.
Ольга любила Бориса со всем пылом молодой души, ей казалось, что во всём мире есть только один человек – это он. Вокруг него вертится земля, а её жизнь зависит только от одного – придёт он сегодня или нет. Всё остальное просто не имело смысла. Ей не хотелось есть, спать. Она была поглощена только одним – ожиданием Бориса.
Если он не приезжал, этот день просто выпадал из жизни, не стоило жить, радоваться, ведь возлюбленного не было рядом. Если он приезжал, то те минуты и часы, что они были вместе, казались целой жизнью. Она ловила каждое слово Бориса, всё было значительным и важным. То, о чём он говорил, девушка запоминала наизусть и могла повторить слово в слово даже с теми же интонациями.
Татьяна Николаевна видела перемены в дочери и понимала, что к ней пришла любовь и она, нервная и импульсивная натура, может просто заболеть от этого. Необходима была какая-то развязка. Если Борис не любит её дочь, то для неё всё это может кончиться просто трагедией.
Татьяна Николаевна поговорила с мужем. Артём Сергеевич тоже понимал, что дочь серьёзно влюблена, но ему казалось, что Борис – не самая подходящая партия для Ольги, ведь тот был недостаточно богат. Артём Сергеевич не строил серьезных планов в отношении него. Однако слова жены испугали, он тоже волновался за дочь и мечтал видеть её только счастливой.
В душе Татьяны Николаевны боролись самые разные чувства. С одной стороны, она понимала, что Ольга любит Бориса, но не знала, насколько его чувства серьёзны по отношению к дочери. Но главным было не это, её саму просто съедало чувство любви к этому молодому человеку. Она не понимала себя, не могла объяснить, как это случилось с ней, взрослой женщиной, которая любит своего мужа и горячо любима им. Но она, как молоденькая девушка, каждый раз ждала Бориса, так же как и дочь, считала дни, минуты, часы до его приезда. Когда юноша появлялся в их доме, её лицо расцветало в улыбке. Татьяна Николаевна была полна тем ощущением счастья и покоя, которое бывает только у очень любящих людей. Самое главное, что ни муж, ни дочь даже не подозревали о её состоянии. Они принимали всё это за волнения и заботы о дочери: мать хочет счастья для Ольги и готова сделать для этого всё, что в её силах.
Женщины в присутствии Бориса вели себя по-разному. Так, если Ольга сидела тихо, забравшись в кресло или на диван, и только смотрела да слушала своего любимого, внимая каждому его слову, то Татьяна Николаевна, наоборот, без умолку болтала на любую тему, лишь бы не иссяк разговор. Она умела так вести беседу, что любой человек мог раскрыть перед ней свои лучшие качества.
Борису нравилось рассказывать, так как обе хозяйки дома его заинтересованно слушали. Ему был приятен этот восторг двух женщин, внешне очень похожих одна на другую и таких разных по характеру и манере обращения с ним. Юноше было хорошо в этом доме, где царила атмосфера влюблённости. Он прекрасно видел, как загорались обе женщины, как они радостно бежали ему навстречу, как тепло и сердечно принимали его. Но сам он не испытывал серьезных чувств ни к Ольге, ни тем более к Татьяне Николаевне. Ему просто нравилось быть в центре внимания, он купался в любви, позволяя обеим женщинам восхищаться им. Борис не строил никаких матримониальных планов в отношении Ольги, он вообще мечтал жениться на очень богатой женщине, пусть там и не будет любви и это будет брак по расчету. Он хотел поправить денежные дела семьи, хоть немного порадовать родителей на старости лет спокойной и сытой жизнью, а главным его желанием было скопить хорошее приданое для младшей сестры, чтобы потом удачно выдать её замуж.
Таким образом, получалось, что желания и планы у всех были разные.
Неизвестно, сколь долго продолжалось бы такое положение дел, но, как всегда, ситуацию должен был поправить Артём Сергеевич. Он решил поговорить начистоту с молодым человеком и выяснить его дальнейшие планы. В один из приездов он заперся в кабинете с Борисом и попросил его решить для себя вопрос – или молодой человек оставляет их дом и больше не приезжает, или объявляет о своем намерении жениться и делает предложение его дочери, потому как эта двусмысленность положения просто губительна для Ольги, которая так сильно его любит. Борис был очень озадачен сложившейся ситуацией. Ему не хотелось терять дружбу с этой семьей, но и женитьба на Ольге не входила в его планы.
Ни мать, ни дочь не знали о разговоре мужчин, они по-прежнему жили в водовороте своих чувств, читали романы, музицировали, и эта общая любовь объединила их в желаниях.
Артём Сергеевич очень волновался, ожидая решения, которое примет Борис. Труднее всего было Борису. Он уже привык к этим двум таким разным и в то же время похожим друг на друга женщинам. Он понимал, что вряд ли где ещё найдет такое отношение со стороны и дочери, и матери. Но выбор, тем не менее, оставался за ним. Он решил поговорить со своими родителями. Пусть они примут решение, и если одобрят и дадут согласие на брак, то, юноше предстоит броситься «в омут с головой» и жениться, а если же, наоборот, будут отговаривать, то ему придется оставить гостеприимный дом Воропаевых.
Вечером, когда семья Бориса собралась на ужин, молодой человек решил начать разговор. Родители Бориса были люди очень разные и внешне, и по характеру. Отец, Николай Иванович, тёмноволосый, с карими глазами и пышными усами, с той молодцеватой выправкой, которая бывает у людей, посвятивших себя военному искусству. Голос у него был громкий, да и характер весьма суровый. Он привык командовать и дома, и в полку. Мать же, Наталья Дмитриевна, в противоположность ему была светловолосая, с голубыми глазами. Очень тихая и кроткая женщина, всю жизнь, втайне боявшаяся своего мужа. Сестра Бориса, Анастасия, очень походила на отца, имела такой же властный характер. Она была моложе брата на десять лет, ей только исполнилось пятнадцать, но она уже руководила всем в доме, и только мнение и желание отца было для неё законом. Борис же внешне и по характеру был больше похож на мать.
Наталья Дмитриевна очень любила свою семью, она посвятила мужу и детям всю свою жизнь, но к Борису она относилась теплее и сердечнее, чем к дочери. Он был ей ближе и по душе, и по характеру. Она чувствовала, что сын ей будет надёжной опорой на старости лет. Разговор за столом обычно шёл между отцом и дочерью. Все остальные молча слушали. Вдруг Борис неожиданно произнес: «А как бы вы отнеслись к тому, что я надумал жениться?» – спросил он, и вопрос повис в воздухе. Мать удивленно посмотрела на Бориса, в глазах появились слёзы, ей вдруг стало невыносимо жаль, что сын собирается уйти из дома и жить с другой женщиной. Отец тоже не без удивления взглянул на сына. «И кто же она, твоя избранница?» – строго спросил Николай Иванович. Борис тихо произнёс: «Ольга Воропаева». «Это же дочь купца Артёма Сергеевича Воропаева», – подтвердил отец. Все замолчали. Борис понимал, что в эту минуту решается его судьба, от воли отца будет зависеть вся его дальнейшая жизнь. Ему уже было жаль своей спокойной холостяцкой жизни, он ругал себя, что вообще начал этот разговор, но дело было сделано, слова произнесены, и оставалось лишь ждать приговора.