Армадэль. Том 2 - Уилки Коллинз

— Налей мне чашку чая, — попросила она, — и не волнуйся, моя милая. Зачем ты говоришь со мной об этом? Почему ты не поговоришь с твоим отцом?

— Я пробовала говорить папа, — отвечала Нили, — но это ни к чему не привело. Он слишком добр для того, чтобы понять, какая это негодная женщина. Она всегда прекрасно к нему относится, она всегда старается быть ему полезной. Я не могу заставить его понять, почему я терпеть не могу мисс Гуильт, я не могу заставить понять это и вас, я только понимаю это сама.

Она хотела налить чай и опрокинула при этом чашку.

— Я пойду вниз, — воскликнула Нили, залившись слезами. — Я ни на что не гожусь, я не могу даже налить чашку чая.

Миссис Мильрой схватила её за руку и остановила. Как ни незначительно было это обстоятельство, но намёк Нили на прекрасные отношения между майором и мисс Гуильт пробудил ревность её матери. Сдержанность, которую миссис Мильрой проявляла до сих пор, исчезла в одно мгновение, исчезла даже в присутствии шестнадцатилетней девушки, а эта девушка была её родная дочь.

— Останься здесь! — сказала она с жаром. — Ты пришла куда следовало. Продолжай бранить мисс Гуильт. Мне приятно слышать тебя, я тоже её ненавижу.

— Вы, мама! — воскликнула Нили, с удивлением смотря на мать.

С минуту миссис Мильрой не решалась сказать более. Тёплые воспоминания о её супружеской жизни в давнее и счастливое время заставляли поберечь от огорчений молодость и пол её дочери. Но ревность не уважает ничего ни на небесах, ни на земле, ничего, кроме себя самой. Медленный огонь страданий, разожжённый самой миссис Мильрой, день и ночь горевший в груди этой жалкой женщины, вспыхнул с новой силой в глазах её, когда полные сарказма слова слетали с её губ.

— Если бы у тебя были глаза, ты не обратилась бы к отцу. Твой отец имеет свои собственные причины, чтобы ничего не понять из того, что ты или кто бы то ни было мог сказать против мисс Гуильт.

Многие девушки в возрасте Нили не поняли бы значения, скрывавшегося под этими словами. К несчастью дочери, она настолько хорошо знала свою мать, что понимала её. Нили вся вспыхнула, отскочила от кровати.

— Мама! — сказала она. — Вы говорите ужасные вещи.

Папа добрейший, милейший и лучший из людей… О! Я не хочу этого слышать! Я не хочу этого слышать!

В ярости миссис Мильрой сжала кулаки, сжала тем сильнее, чем более она сама чувствовала, правда, против своей воли, что была не права.

— Дерзкая дура! — свирепо закричала она. — Неужели ты думаешь, что мне нужно, чтобы ты напоминала мне о том, чем я обязана твоему отцу? Разве я должна учиться, как говорить о твоём отце, и как думать о нём, и как любить, и как уважать его, у такой молоденькой девчонки, как ты! Я окончательно разочаровалась в жизни, могу сказать тебе, когда родилась ты. Я желала сына, а не тебя, дерзкая девчонка! Если ты найдёшь когда-нибудь человека такого сумасбродного, который вздумает на тебе жениться, счастлив будет он, если ты будешь любить его хоть наполовину, хоть на десятую, хоть на сотую часть того, как я любила твоего отца. А! Можешь плакать, когда уж поздно, можешь выпрашивать прощение у матери после того, как оскорбила её, зелёная девчонка! Я была красивее, чем ты, когда вышла за твоего отца. Я бросилась бы в огонь и воду за твоего отца! Если бы он попросил меня отрезать мои руки, я сделала бы это, я сделала бы это для того, чтобы угодить ему.

Она вдруг отвернулась к стене, забыв дочь, забыв мужа, забыв все, охваченная волной мучительных воспоминаний о своей погибшей красоте.

— Мои руки… — повторила она слабым голосом. — Какие руки были у меня, когда я была молода!

Она украдкой с трепетом засучила рукав своей блузы.

— О! Если бы поглядеть на них теперь, поглядеть на них теперь!..

Нили упала на колени возле кровати и спрятала в одеяло своё лицо. В отчаянии стремясь найти утешение и помощь где бы то ни было, она инстинктивно бросилась к матери — и вот чем это кончилось.

— О мама! — умоляла она. — Вы знаете, что я не имела намерения оскорбить вас. Я не могла вынести, когда вы так говорили о папа. О! Простите, простите меня!

Миссис Мильрой опять повернулась на кровати и рассеянно посмотрела на дочь.

— Простить тебя? — повторила она, все живя мыслями, обращёнными к прошлому, и постепенно возвращаясь к настоящему.

— Я прошу у вас прощения, мама, я прошу у вас прощения на коленях. Я так несчастна, мне так нужно хоть немножко доброты! Неужели вы не простите меня?

— Подожди, — возразила миссис Мильрой. — А! — сказала она через некоторое время. — Теперь я знаю! Простить тебя! Да, я прощаю тебя с одним условием.

Она взяла руку Нили и проницательно посмотрела ей в лицо.

— Скажи мне, почему ты ненавидишь мисс Гуильт? Ты имеешь твои собственные причины ненавидеть её, и ты ещё не призналась в них.

Нили опять опустила голову. Яркий румянец, который она скрывала, спрятав своё лицо, залил даже её шею. Мать это увидела и дала ей время успокоиться.

— Скажи мне, — повторила миссис Мильрой более спокойным тоном, — за что ты ненавидишь её?

Ответила дочь неохотно, произнося отрывисто слова и отдельные фразы.

— За то, что она старается…

— Старается что?

— Старается заставить одного человека, который слишком…

— Слишком что?

— Слишком молод для неё…

— Жениться на ней?

— Да, мама.

Заинтересовавшись в крайней степени услышанным, миссис Мильрой наклонилась ещё больше и ласково погладила дочь по волосам.

— Кто это, Нили? — спросила она шёпотом.

— Вы никогда не скажете, что я вам сказала, мама?

— Никогда! Кто это?

— Мистер Армадэль.

Миссис Мильрой молча опустилась на изголовье. Ясное признание дочери в первой её любви, которое привлекло бы все внимание других матерей, не заняло её ни на минуту. Её ревность, устраивая все для доказательства её собственных выводов, постаралась и сейчас исказить услышанное от дочери.

«Притворство, — думала она, — обманувшее мою дочь. Меня оно не обманет».

— Что же, мисс Гуильт удаётся её план? — спросила она вслух. Мистер Армадэль начинает ею интересоваться?

Нили взглянула на мать в первый раз. Самая трудная часть признания была высказана. Она сказала правду о мисс Гуильт и открыто упомянула имя Аллэна.

— Он чрезвычайно ею интересуется, — сказала она. — Это невозможно понять, это просто ослепление. Я не имею сил говорить об этом!

— Каким образом ты узнала секреты мистера Армадэля? — спросила миссис Мильрой. — Неужели он выбрал тебя для того, чтобы сообщить о своём интересе к мисс Гуильт?

— Меня! — с негодованием воскликнула Нили. — Уж и то довольно дурно, что он сказал папа.