Ракета - Петр Семилетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы вместе будем клеить, — ответил Леха Шохин.
— А я попробую дать это же объявление бесплатно в газету, — сказала Белкина.
Сели сочинять текст. Аня писала, проговаривая вслух:
— Театральной труппе…
— Не поймут, — сказал Шохин.
— Ты думаешь?
— Да.
— Тогда так. В детском доме номер такой-то силами его воспитанников был создан любительский театр. Но у нас совершенно нет реквизита и материалов чтобы оформлять спектакли. Если вы можете отдать нам что-нибудь старое, ненужное вам, мы будем рады. Нам нужны:
1. Любые старые вещи, особенно пиджаки, жилеты, платья и шляпы.
2. Цветная бумага, фольга, кисти и краски.
3. Всяческие бутафорские вещи.
И оставила свой домашний телефон.
Аня два дня от руки, как дешевле, переписывала это объявление. Получилось двадцать листиков. Часть сама расклеила по пути на работу, остальные раздала детдомовцам. Пока суть да дело, стали репетировать спектакль.
Еще она подошла к завхозу, Марте Андреевне и спросила, нет ли вещей для реквизита. Марта Андреевна копила деньги. Обедала при всех так: хлеб с маслом и стакан чаю. Сосредоточенное лицо и стянутые пучком за головой волосы. Глаза серые. Ответила:
— Нету.
10
Уже несколько дней кряду Волшебников жил у Кадетовой. Он спал на диване в той комнате, где стоял телевизор. Проснувшись, он вставал с узкой и жесткой постели, зевал и ждал, когда войдет Мария Ивановна. Та поднималась ни свет, ни заря и гремела на кухне тазами. Было у ней много этих тазов. Обыкновенно она грела в них воду. И пересыпала сушеные груши. Из одного таза в другой. Поэтому появлялась Кадетова перед Сергеем Ивановичем непременно из коридора. Там длинный коридор соединял кухню, комнату и выход из дому.
Сергей Иванович начинал издалека:
— Как спалось, Мария Ивановна?
Кадетова охала. Могла рассказать сон. В зависимости от того, был сон тревожным или забавным, лицо Сергея Ивановича принимало различные выражения. Затем он спрашивал:
— Ну так что с фуфайкой-то?
На третий день он добился, что Кадетова дала ему потрогать рукав фуфайки. Сергей Иванович пришел в возбуждение, пустил слюну и совершил попытку вырвать фуфайку из рук старушки, но та проворно забрала вещь и ушла ее прятать. Волшебников подозревал, что она прячет фуфайку на чердаке.
И вот он дождался, когда Кадетова наконец ушла из дому. Она отправилась в магазин, чтобы пополнить запасы чаю и табака. Сергей Иванович при ней прикинулся хворым, не вставал с дивана, ворочался с боку на бок и кряхтел. Мария Ивановна даже спросила его:
— Может и вам чего купить?
— Несколько сухарей будет достаточно, — ответил Волшебников.
Она ушла. Он сунул ноги в тапки, встал, одетый в майку и трусы. Вышел в темный коридор. Включил там свет. У одной стены была прислонена сложенная лестница-стремянка. На потолке квадратом выделялся люк. Сергей Иванович приставил лестницу, взошел и поднял люк. Залез туда.
Под двускатным сводом крыши полным-полно картин в рамах и без. Стоят просто на полу, вертикальными штабелями. Несколько этюдников на четырех ногах. Большой мольберт — измазанная лаком и краской рама. Там было полотно. Черноволосая женщина на фоне каких-то развалин. От мольберта, услышав шум, отвернулся человек.
Неопрятная подвижническая борода, длинные волосы. Безумные глубоко сидящие глаза как две чайные ложечки непроницаемые. «Художник», — понял Сергей Иванович.
— Кадетов Егор Матвеевич, — обитатель чердака чуть поклонился, приложив руку к груди. Держится старых правил. Волшебников тоже представился.
— Руку не подаю, в краске, — пояснил Кадетов, — Я сын Марии Ивановны. Наслышан о вас от нее. Человек трудной судьбы, вы переносите жизненные невзгоды стоически. Я восхищаюсь вами. Так вы хотите приобрести у нас фуфайку?
— Да, я надеюсь, что мое желание будет удовлетворено.
— Я похлопочу о вас. Но учтите, — голос Кадетова стал жестким, — Если вы хотите нас нажухать, то я вас этой кисточкой проткну.
Он показал кисточку. У Сергея Ивановича от обиды задрожали губы, в горле встал комок. Он полез обратно в люк.
11
Студент ЛобоголОв ходил в институт, как на работу. Он был занят. Он писал конспекты и общался с одногруппниками. Он был увлечен политикой. Ходил, расклеивал по институту листовки, агитирующие за человека по фамилии Благо. С листовок Благо призывал одной рубленой фразой: КАЖДОМУ — ПО ТЕЛЕВИЗОРУ! БЛАГО.
Иной раз Лобоголов заводил с институтским товарищем такой разговор.
— Понимаешь, — говорил, — каждому по телевизору. Тебе и мне. Это же хорошо!
— Хорошо, — соглашался товарищ. Звали его Егоров.
— Идея проста, — продолжал Лобоголов, — Примирение общества внутри себя. В каждой отдельно взятой семье. Нам нужны мир и согласие. Вот путь к процветанию общества.
— Верно, — кивал Егоров, присасываясь губами к коричневой бутылке пива.
— Ссора в масштабе семьи вырастает в несогласие общества. Примири семью и уладишь дела в государстве. Но как?
— Как? — Егоров делал круглые глаза.
— Зри в корень. Почему ссорится муж с женой? Свекровь с зятем? Родитель и ребенок?
— Я не знаю.
— Они хотят смотреть разные программы по телевизору!
Егоров замирает. Вот оно как просто. Лобоголов развивает мысль дальше:
— Допустим, мальчик семи лет хочет смотреть мультфильм. Но его папа, футбольный болельщик, ждет в это же время трансляцию матча по другому каналу. А жена хочет смотреть сериал. Возникает недовольство. Возникают споры!
— Верно.
— Но есть такой умный мужик, Благо. Что он предлагает? Универсальное решение. Каждому — по телевизору.
Ходит Лобоголов по институту и агитирует. Одногруппников и преподавателей. Те уже и зачеты ему автоматически ставят, лишь бы избегать прямого контакта. Студент Лобоголов отличается здоровьем преотменным. Не болеет, посещает все пары.
12
Несколько дней никто не звонил. Белкина уже махнула рукой на затею с объявлением, но позвонила какая-то женщина и предложила сундук. Потом ей позвонил человек. Представился режиссером. Сказал:
— У меня дома завались лежит всего ненужного. Реквизит там, накладные усы и даже одна борода есть. Могу все это отдать. На условиях самовывоза.
И тут же с кашлем смешка поправился:
— Самовыноса!
— А как к вам подъехать? — спросила Аня. Он объяснил.
Режиссер Андрей Нахалов жил в доме номер пять по улице Хлебной. Улица называлась так потому, что когда-то здесь, у подножия холма, дышал горячим хлебом завод по его выпечке. На холме много лет стояли маленькие домики. Их снесли и построили большой дом для богатых людей. Некий богатый человек вселился, вышел на балкон и понюхал воздух. Запах хлеба не понравился богатому человеку и он сделал по телефону звонок, всего один звонок. И завод закрыли. А потом снесли. И на его месте в глинистых котлованах, полных осенней воды, плавали пожухлые листья, принесенные