Исчезнувшее свидетельство - Борис Михайлович Сударушкин

Однако жара совершенно не отразилась на темпераменте краеведа – без лишних слов, только коротко поздоровавшись, он повел меня по территории Спасского монастыря с такой скоростью, что я едва поспевал за ним и не заметил, как мы подошли к Спасо-Преображенскому собору.

Здесь, в древней книгохранительнице собора, как утверждал Мусин-Пушкин, и хранился древний список «Слова о полку Игореве» – пожалуй, не только самого талантливого произведения начальной русской литературы, но и самого загадочного, с судьбой таинственной и необычной.

Как я уже говорил, Пташников принимал деятельное участие в создании экспозиции, посвященной истории находки, изучения и публикации «Слова», поэтому вряд ли кто в Ярославле мог лучше его рассказать об экспозиции и удивительной судьбе уникального списка.

Над собором, сложенным из белого камня, богатырскими шлемами посверкивали на солнце золоченые купола. Мне невольно вспомнилась картина Васнецова «Три богатыря»: в центре – Илья Муромец, по сторонам – Добрыня Никитич и Алеша Попович. А в ушах торжественно звучала «Богатырская симфония» Бородина. Архитектура, живопись и музыка слились здесь воедино. И казалось естественным, что «Слово о полку Игореве», повествующее о героизме и верности, было найдено именно здесь, в этом древнем соборе.

О том же, возбужденно размахивая не по росту длинными руками, рассказывал и краевед:

– Обратите внимание, как история «Слова» переплелась с историей Спасо-Преображенского собора и Спасского монастыря, на территории которого он находится. Первый собор на этом месте заложил ростовский князь Константин – старший сын Всеволода Большое Гнездо, по-доброму упомянутого безвестным автором «Слова». Именно здесь, в Спасском монастыре, Константин открыл первое на северо-востоке Руси духовное училище с богатой библиотекой, которое позднее было переведено князем в Ростов Великий. Возможно, строительство собора и открытие училища произошли еще при жизни автора «Слова». Этот сохранившийся собор был построен при Василии Третьем, а с ним связана еще одна загадка древней русской истории – судьба библиотеки московских государей, в которой хранились латинские, греческие и, конечно, древнерусские рукописи…

Пташников хотел продолжить начатую мысль, но неожиданно замолчал и о чем-то глубоко задумался, потирая пальцами виски. Любуясь собором, я не обратил на эту заминку особого внимания, а между тем вроде бы случайное упоминание библиотеки московских государей, более известной как библиотека Ивана Грозного, будет иметь последствия, непосредственно связанные с расследованием по делу о «Слове». Но это произойдет позднее, а пока краевед все дальше перелистывал древние страницы истории Спасского монастыря и Спасо-Преображенского собора:

– В середине шестнадцатого века монастырь огородился каменными стенами, здесь хранилась «Государева казна» – факт немаловажный, поскольку раньше под казной подразумевались не только деньги, но и документы, рукописи. Можно предположить, что находилась казна здесь же, в Спасо-Преображенском соборе. В Спасском монастыре скрывался от Девлет-Гирея вместе со всем своим двором и казной Иван Грозный. Кто знает, может, именно тогда в древнюю книгохранительницу попало «Слово о полку Игореве». Какую ниточку из истории «Слова» не потянешь, конец ее может оказаться здесь, в Ярославле…

Сделав это небольшое, но страстное вступление, Пташников повел меня в ризницу собора, где размещалась посвященная «Слову» экспозиция. По лестнице из белых каменных плит мы поднялись на галерею собора. На стенах и сводах галереи в некоторых местах сохранились остатки древних фресок, представившиеся мне сейчас окнами в далекое прошлое.

Пташников пригнулся перед низким проемом в стене, медленно, с усилием открыл деревянную, обитую железными полосами дверь – и мы переступили из века двадцатого в век восемнадцатый, сразу через два столетия.

Пташников представлял собой редкий тип экскурсовода, который не столько старается поведать о предмете все, что ему известно, и может вызвать интерес слушателей, как лишний раз поделиться неясными предположениями, еще неоформившимися мыслями. Поэтому я не стану повторять его рассказ полностью – он получился бы очень длинным и сумбурным. Тем более что судьба «Слова о полку Игореве» будет в центре дальнейшего повествования.

Сразу, только войдя в ризницу, я начал искать глазами копию с изображением усадьбы Мусина-Пушкина в селе Иловна. Оригинал акварели (если поверить автору анонимного письма) я неразвернутым держал в руке, ломая голову, как незаметно от краеведа передать его сотрудникам музея. Вместе с тем меня и сейчас не оставляли сомнения в подлинности рисунка, но разрешить их мне хотелось самому, а не с помощью музейных работников. А для этого акварель надо было сравнить с копией.

Однако в первом помещении копии не оказалось, а демонстрировались подлинные предметы из коллекции ризницы: чарки, потиры, поручи, орарь, покровец, панагия, книги из монастырской библиотеки…

Акварель, которую я разыскивал, висела во втором помещении ризницы, отделенном от переднего массивной стеной с двумя узкими сводчатыми проемами. И с первого же взгляда на акварель я понял: в руке у меня действительно находится подлинник, большая музейная ценность, копия выглядела жалкой, непрофессионально исполненной подделкой.

Я подумал, что работники музея, убедившись в подлинности моей акварели, наверняка потребуют объяснений, как она очутилась у меня. А что я могу сказать? Что мне прислал ее человек, пожелавший остаться неизвестным? Но удовлетворит ли такой ответ музейных работников?

Здесь я вспомнил, что именно в этом отделе, посвященном «Слову о полку Игореве», работала Лидия Сергеевна Строева, с которой я познакомился во время поисков новгородских сокровищ. И сразу пришло решение – передать акварель именно ей и, по возможности, без свидетелей. Но как быть с Пташниковым? При его любознательном и настырном характере он будет вытягивать из меня историю акварели щипцами, а мне не хотелось сразу же, еще до начала расследования, нарушать условие, поставленное передо мною автором анонимного письма. Оставалось одно – после экскурсии каким-то образом на время избавиться от Пташникова.

Понадеявшись на случай, я не стал торопить события.

Затянувшаяся жара больше располагала к посещению пляжей, чем музеев, поэтому посетителей было мало: две серьезные несимпатичные студентки, что-то записывающие в блокноты, пара шушукающихся влюбленных, женщина с дочкой-школьницей и мужчина в черных очках. Старушка-смотрительница дремала на стуле, не поднимая головы, видимо, мало волнуясь за сохранность вверенных ей экспонатов.

Виновником многих тайн и загадок «Слова о полку Игореве» стал тот, кто отыскал древний список, – известный коллекционер и меценат Алексей Иванович Мусин-Пушкин. В Эрмитаже хранился портрет графа, сделанный художником Ламни в 1794 году, то есть примерно в то самое время, когда Мусин-Пушкин нашел «Слово» и приступил к его изучению. На портрете было буквально все, что стандартно изображалось тогда на парадных портретах: мифологический фон, заданная, неестественная поза, звезды на пурпуре, на столе предметы, характеризующие род деятельности графа: старинный фолиант, чернильница с гусиным пером.

В экспозиции